Чингиз Абдуллаев - Фестиваль для южного города

Интересно, что ночью во время банкета я пытался побеседовать с Питером Зегером, но профессиональный журналист, для которого любое интервью, любой разговор могут стать темой для статьи или интервью, наотрез отказался со мной говорить.

Вечером, после приезда, Питер Зегер по договоренности с Мовсани вошел в номер Хитченса. Тот был в ванной комнате и ничего не слышал. Они прошли в номер Мовсани, где между ними, возможно, произошла ссора или размолвка. В какой-то момент нервы Мовсани не выдержали и он, подняв тяжелый торшер, опустил его на голову своего собеседника. Хотя я полагаю, что убийство готовилось заранее.

– Что за чушь? – крикнул Мовсани. – О чем вы говорите?

– Успокойтесь и слушайте дальше. Мовсани нанес удар и вышел через номер Хитченса, закрыв дверь с его стороны. Его собственная дверь оставалась открытой, ведь он думал вернуться уже вместе со мной, чтобы я мог обеспечить ему абсолютное алиби. Но он не рассчитывал на то, что там появятся еще двое свидетелей. Сада Анвар и Омар Лятиф. Мовсани спустился вниз и встретился со мной в баре. Он все время смотрел на часы, рассчитывая, когда лучше подняться.

В это время в его номер вошла Сада Анвар, которую пропустили охранники. Она прошла в ванную и увидела тело убитого. Женщина поняла, что убийство было совершено совсем недавно. Кровь была еще красной. Она забрала свою заколку и ушла, не закрыв дверей. Сразу следом за ней появился Омар Лятиф. В отличие от Сады он не стал входить в спальную комнату. Подождав немного в гостиной и постучавшись в запертую дверь, разделявшую номера, он ушел, но на этот раз закрыл за собой дверь. Когда мы поднялись, раздались якобы крики Питера. У меня, конечно, не идеальный музыкальный слух, но мне показалось, что это кричал не Питер. Очевидно, наш режиссер решил использовать какую-то аппаратуру, спрятанную в своем номере, чтобы обеспечить себя абсолютным алиби. Возможно даже, что таким хитроумным способом он хотел подставить Хитченса. Ведь, услышав крики, Хитченс должен был вбежать в комнату, где произошло убийство, а сразу за ним могли войти и мы. Поэтому он и оставил открытой дверь. Но Омар Лятиф ее закрыл. Я помню, как мы подбежали к дверям и Мовсани дернул ее, уверенный, что она должна быть открыта. Все пошло немного не по плану. Хитченс задержался в ванной больше, чем следовало бы, а дверь оказалась закрытой.

Когда мы подходили в дверям, Мовсани сунул руки в карманы. Я думаю, что там был пульт, с помощью которого он включал свою аппаратуру. Дверь была закрыта, и я видел, как он удивился. Что было потом, вы уже знаете. Мовсани оказался единственным человеком вне подозрений. Но я ведь эксперт по преступности и могу засвидетельствовать, что, когда мы вбежали в спальню, на полу находился убитый человек, кровь которого уже высохла и превратилась в темную корочку. Так не бывает, когда человека убивают несколько секунд назад. Это была ошибка Мовсани.

– Но зачем? Зачем господину Мовсани убивать этого журналиста? – не выдержал Слейтер. – У вас опять какие-то дикие теории, господин Дронго.

– Это не теории. Я полагаю, что Питер Зегер сумел точно выяснить, что режиссер Хусейн Мовсани является вымышленной фигурой в кинематографическом мире. Конечно, он снимал свои фильмы и даже получал премии в номинациях за картины, снятые в молодые годы. Но все это давно прошло. Чтобы привлечь к себе внимание, ему нужен был статус обреченного изгнанника, а здесь ему очень помог один из высших священнослужителей Ирана, который оказался личным врагом их семьи. В ответ на фильм он объявил свою фетву и назначил награду в два миллиона долларов. Но в иранском руководстве отлично сознавали, что второй приговор творческому деятелю, да еще с подобной наградой, окончательно подорвет все шансы Ирана считаться цивилизованным государством. Отменить фетву, вынесенную Салману Рушди, они не могли, ведь ее вынес сам основатель государства Аятолла Хомейни. А вот отменить фетву в отношении Хусейна Мовсани они могли, что и сделали, заодно отменив и награду за его голову. Именно этим объясняется такая смелость нашего друга, решившего приехать на фестиваль в южный город. И его решение – остаться здесь, несмотря на два выстрела из обреза Рагима Велиева, который наверняка не связан ни с какими спецслужбами, а действовал только в силу своего темного подсознания. Мовсани давно готов был к сотрудничеству со своей бывшей родиной и требовал полной отмены всех возможных санкций против него.

– Это неправда! – закричал Мовсани.

– Это правда, – произнес женский голос. Все повернулись в ту сторону, откуда он раздался. На пороге стояла Сада Анвар. Она стерла косметику и как будто сразу постарела на несколько лет. Увидев ее, Мовсани замер, не решаясь больше ничего сказать.

– У вас нет доказательств, – рассудительно сказал кто-то из высоких чиновников. – Все это ваши измышления, которые не являются доказательствами.

– Вы не имеете права обвинять нашего гражданина, базируясь только на показаниях вот этой особы, – показал в сторону Сады Анвар поднявшийся с места Слейтер. – Я думаю, госпожа Анвар, что наши издания еще рассмотрят вопрос о сотрудничестве с вами. Если вы можете безосновательно обвинять нашего гражданина в совершении тяжкого преступления, то должны будете ответить за это в английском суде. Помните об этом.

– У меня есть доказательство, – сказал Дронго, доставая диктофон. – Дело в том, что Зегер, пришедший на интервью с Мовсани, должен был выключить свой диктофон, так как никакого интервью, собственно, и не было. Ведь они говорили совсем о другом. Но Зегер записал этот разговор на второй диктофон, и теперь все могут его услышать.

Он достал записывающее устройство и включил его. Зазвучал голос Питера Зегера:

– А теперь, господин Мовсани, мы побеседуем об интересующих нас вопросах. Если разрешите, я начну с главного...

– Хватит, – закричал Мовсани, вскакивая со своего места, – никто не давал вам права надо мной издеваться! Да, это я его убил. Он все пытался вытащить из меня все эти подробности отмененной фетвы. Ему рассказали об этом, и он собирался обо всем напечатать. Это я его убил. И убью каждого, кто попытается меня обвинять. Хватит надо мной издеваться.

Дронго заметил, как переглянулись Слейтер и Хитченс.

– Господин прокурор, – обратился Дронго к присутствующему в зале заместителю прокурора республики, – насколько я знаю, у господина Мовсани нет дипломатического паспорта. У него паспорт гражданина Великобритании. И на этом основании вы можете его временно задержать, а затем после решения суда предъявить ему обвинение в убийстве немецкого гражданина Питера Зегера.

– Мы потребуем депортации нашего гражданина на родину! – сразу крикнул Слейтер. – Он может отбывать наказание и в нашей стране, согласно договоренностям между нашими странами.