Анна Малышева - Тело в шляпе

— Слышу, что КРИЧАТ. А вот ЧТО кричат — не слышу, — доложила она страждущим.

— Мы все слышим, что КРИЧАТ, — мрачно заметила Галя Слоним, — а что толку-то? Уж могла бы за пять лет научиться подслушивать.

— Xal — Алиса захлебнулась воздухом от обиды. — Это ж кабинет Рехвиашвили! Я своих начальников хорошо подслушиваю, у меня там все устроено. Но не все же кабинеты офиса, я ж тебе не ФСБ.

— Стихами заговорила, — похвалил Дима

Возин, программист, и повторил нараспев: я ж те-бэ не фэ-эс-бэ.

Ирина вышла из кабинета столь стремительно, что любопытствующие не успели отпрянуть от двери.

— Подслушиваете? Гады!

— Что-о? — Алиса, маленькая, но гордая Алиса, расправив плечи, вышла вперед. — Мы — гады? А твой муж — не гад? Бросить нас всех, не сказав ни слова, не предупредив, не дав двух месяцев — положенных, между прочим, по КЗоТу! Хотя тебе откуда про КЗоТ знать, ты же не работала никогда, за пазухой у богатенького мужа отогревалась…

На Алису зашикали и попытались затащить ее в глубь коллектива, спрятать за широкими спинами. Но она прятаться не хотела и наступала на Ирину, страшно вращая глазами. Ирина, впрочем, не испугалась:

— Мне небось не лучше, чем вам. Я вообще на бобах остаюсь.

— Ой, как нам тебя жалко! — Алису несло, и бороться с этим было совершенно бесполезно. — Ты ведь столько сделала для процветания нашей фирмы, можно сказать, всю душу в нее вложила. Старалась-старалась, работала-работала, и вдруг такой облом.

— Я тебе потом расскажу, во что я душу вложила, чтоб ваша фирма процветала. И не только душу. — Ирина широким шагом направилась к двери, не забыв, уходя, хлопнуть ею со страшной силой.

— Вот психопатка. — Алиса резко успокоилась и засобиралась на лестницу курить и рыдать.

— Ты что! — напустился на нее Дима. — А вдруг она потом твоей начальницей окажется?

— Ну, это вряд ли. И я ни за что с ней не останусь. Ой, Дим, ты что серьезно?! Так может быть?

— Дошло, наконец. Тьфу! — Дима не опустился до объяснений и отправился в отдел продаж поднимать настроение. Алиса залилась слезами и удалилась на лестницу, где и столкнулась со странным субъектом, чистящим свой ботинок о перила.

— Простите? — Алиса обошла странного субъекта со спины и, так и не дождавшись ответа на свой вопрос, продолжила:

— Вы кто? Что вы здесь делаете? Не мргли бы вы не сорить, у нас тут приличная фирма, а не забегаловка!

— Что-то к башмаку прилипло, — ответил субъект, — наступил на что-то, э-э, ненужное.

Они помолчали, Алиса громко высморкалась и поднесла ко рту незажженную сигарету. Субъект, сказав: "Сейчас-сейчас, э-э, сию минуту", принялся нервно шарить по всем своим многочисленным карманам, в результате на пятой минуте поисков Алиса, бросив на него испепеляющий взгляд, достала из кармана свою зажигалку и закурила.

— Если вы к начальству, то его у нас теперь нет, — сказала она и вежливо добавила: — Вас не примут, уходите.

— Дело в том, э-э, милая леди, что я, э-э, и есть ваше начальство, как вы изволили элегантно выразиться. С сегодняшнего дня.

Дальнейшее вполне могло бы по выразительности соперничать с немой сценой из «Ревизора», если бы Алиса громко и пронзительно не заорала. На лестницу выскочили сразу пятеро сотрудников фирмы, даже Рехвиашвили. Увидели они кричащую Алису и контуженного ее криком странного субъекта, на которого Алиса, мелко трясясь, показывала пальцем. Крик секретарши бывшего шефа был приблизительно такого содержания:

— Он…а-a-a! он… а-а-а! это он… он.

Внимательно осмотрев субъекта, все вынуждены были согласиться, что да, это явно «он» и никак не «она».

Алиса же, придя в себя столь же етремительно, сколь она до этого из себя вышла, мрачно добавила:

— Знакомьтесь, это он — наш новый начальник.

На винтовцев после этого заявления смотреть было одно удовольствие. Впрочем, на них смотреть было некому, потому что все присутствующие, отринув вежливость, уставились на странного субъекта.

— Боюсь, — промямлил он, — что… э-э, климат вашего трудового сообщества недостаточно гармоничен. Почему, э-э, вас так эпатирует моя персона? Однако пройдемте внутрь помещения, и, э-э, всех имею честь пригласить в свои апартаменты. Кстати, где они?

Далее он наглой, хотя и нетвердой походкой зашел в кабинет Кусяшкина, гостеприимно оставив дверь открытой.

— Значит, так, — Рехвиашвили умоляюще сложил руки на груди и воззвал ко всем присутствующим, — пожалуйста, я вас прошу — ведите себя тихо. Временно. Пока мы не разобрались в том, что происходит. Никаких комментариев, никаких выпадов…

— Вопрос можно? — спросила Маша Сухова из «продаж».

— Вопросы — можно, но только в очень корректной форме, — ответил Рехвиашвили.

— ТЕБЕ можно вопрос задать? — спросила Маша.

— Мне? Задай.

— Он же козел, ты не заметил? — Маша ткнула пальцем в кабинет Кусяшкина.

— Это — вопрос? — Рехвиашвили начал раздражаться.

— Ну не ответ же. Я спросила — ты заметил? А то, может, ты его не рассмотрел.

— Все. Потом разберемся. Тихо, я прошу еще раз.

И все имеющиеся в наличии сотрудники ВИНТа потекли в кабинет нового начальника.

— Значит, так, товарищи наемные служащие, — начал он, когда все расселись. — Допускаю, что, э-э, начинать этот разговор преждевременно, логичнее и, э-э, последовательнее было бы положиться на поступательное развитие событий, дождаться аттестации и тогда приступить к процедуре знакомства, но, э-э… — он почесался и скрылся под столом, куда за секунду до этого он уронил ручку из чернильного набора Кусяшкина. Винтовцы не дыша прислушивались к пыхтениям и шуршаниям, доносившимся из-под стола, и, не отрываясь, смотрели на спинку кресла, в котором только что восседал новый шеф. Однако когда его рыжая голова появилась наконец над поверхностью стола, все вздрогнули и отпрянули.

— На чем, э-э, я прервал свою речь, господа? — поинтересовался субъект безо всякого, впрочем, интереса.

— На "э-э-э-э", — громко ответила Маша.

— А, да, так вот, — продолжил рыжий, — кое-кто из вас, вероятно, то есть, я хочу сказать, не исключено, останется на фирме, но, э-э, скажу мягко, не все. То есть я имею в виду, э-э, немногие. Даже, правильнее будет сказать, мало кто. Можете задавать.

— Вопросы? Вопросы вам можно задавать? — спросил Рехвиашвили.

— Разумеется. А что вы еще умеете задавать?

— Еще он умеет задавать перцу, — пискнул кто-то из девушек, своевременно позаботившихся о своем хорошем настроении.

— Э-э, пожалуйста, — рыжий плавно, а-ля умирающий лебедь, взмахнул левой рукой в воздухе и принялся чесать ею правое ухо.

— Вы не представитесь? — в устах Рехвиашвили это предложение действительно прозвучало как вопрос.

— О да, прошу великодушно меня простить, Гуревич Пьер Петрович.