Буби Сурандер - Время действовать

Она заплакала, уткнув лицо в полотенце. Зверь посмотрел на меня.

— Так уж получилось, — сказал я. — Такая уж у меня получилась жизнь.

Но она меня не слышала. Она плакала вовсю.

— Важно не то, кто ты такой, — сказал я. — Важно — на чьей ты стороне.

Она мотнула головой, рыдая от бессилия. Не обо мне она плакала. Она плакала о своем отце. Умереть можно очень по-разному, но результат всегда один. Но такая смерть, как у Юлле, — это мерзость, ведь такая смерть показывает, как ничтожно мало стоит жизнь человека.

Зверь поморщился с неудовольствием.

— Consolala, — сказал я ему.

Да, это утешение ей сейчас было необходимо.

Закрывая за собой дверь и выходя под дождь, я видел, как он обнимает ее, гладит волосы, что-то говорит.

Я медленно пошел к машине. Дождь был холодный, и мои волосы быстро намокли, я чувствовал, как вода течет за воротник, но только тряс головой и зажмуривался.

Ждать Зверя пришлось долго. Он прибежал, делая большие прыжки через лужи.

Мы ехали домой, в Старый город. «Пежо» довольно мурлыкал, рассекая холодный влажный воздух ночи. Дворники хлопотливо проясняли темную сцену города, открывавшуюся перед нами.

— Ты в нее влю′блен, — сказал Зверь.

— Влюблён, — сказал я.

Он не ответил. Сидел рядом со мной, глядя перед собой на дорогу.

— Ты тоже, — сказал я.

На автостраде мы ехали прямо по глубоким лужам. Руль порой дергался в руках Зверя, но он мягко гасил эти рывки.

— Приятно было бы жить вместе с какой-нибудь женщиной, — сказал я. — Женщиной, которая умеет смеяться и ругаться, ссориться, и любить, и драться. Женщиной, которая ведет себя честно, все время. Женщиной, которой посмеет довериться даже такой маленький напуганный человек, как я. Женщиной, похожей на Кристину Боммер.

Я увидел, что он улыбнулся в темноте.

— Но она меня не выносит, — добавил я.

Мы ехали молча почти до самого моста у Сканстулль. «Глобус» [66] «Глобус» — огромное шарообразное здание в Стокгольме, арена для спорта и концертов. начинал обретать форму.

— Так что я несчастен в любви, — сказал я.

Это прозвучало так глупо, что мы оба фыркнули. В любви нельзя быть несчастным. Любовь получают и любовь дают. Несчастье постигает тех, кто хочет только иметь, и тех, кто только берет.

— Я думаю, — сказал я, — что она достойна того из нас, кто красивее, благороднее, надежнее, моложе и добрее. То есть ей нужен ты.

Он опять улыбнулся. Он долго улыбался, не говоря ничего, пока мы не въехали в тоннель на Сёдермальм.

— Послушай... — начал он, — как ты думаешь... мог бы ты... когда она с нами... мог бы ты называть меня Рикардо? А не Зверем?

Я кивнул и вздохнул.

— Зверь, старый ты guerrillero. [67] Партизан (исп.). Я буду называть тебя Гориллой!

Мы поставили машину на Риддархольмен и побежали сквозь дождь к Стура-Нюгатан. На полдороге, в подъезде Верховного суда на Мункбрун, мы передохнули, промокшие до нитки.

— Послушай, Зверь, — сказал я, стряхивая капли с волос, — а где мы раздобудем деньги для твоей сестры?

Меня, конечно, уволили.

Собственно говоря, всех внештатников в редакциях увольняют в тот же самый день, когда они начинают работу. Это как бы предусматривается надежным контрактом. В смысле — всегда есть надежда, что будешь точно знать, когда опять придется голодать.

Но меня уволили по первому классу. Мне записали три рабочие недели, но не включали в дежурства до самого конца. Так что получай полный заработок за то, чтобы не ходить на работу. Вот это и называется благосостоянием.

Тарн отлично сработал в деле «бронированной банды». Так их назвали. Но я бы все равно над ним смеялся.

«Утренняя газета» освещала всю эту историю... да, именно в духе строгой консеквентности.

Смерть финансиста Густава Далля никак не связывали с ограблением у аэропорта. «Сентинел» упоминали только в тексте сообщения об ограблении. Ни слова о покупке компании или о ее грязных операциях. Ирландца называли «крупным международным преступником», Ролле был «бывший охранник», а Гугге — «студент из Стокгольма». Удивительно, как эти бандиты вообще смогли встретиться.

Снимков дали много. Четыре сцены из моей серии по взрыву броневика. Три из снимков Кнаппена в идиллии Бьоркбакка. Его снимки были подписаны. Под моими стояло: «Газетное фотоагентство».

Карл Юнас Бертцер не затрагивался, Юлле Боммер не упоминался. Янне Нуккер цитировался как хорошо информированный источник в «Сентинел», а о тех двух полицейских, что первыми прибыли в Бьоркбакка, не говорилось ни слова.

Вечерние газеты я швырнул на пол. Они усердно обыгрывали тему охранников в броневике. Их оглушило при взрыве. Теперь они ухмылялись с первых страниц.

Зачем люди только покупают газеты? Ведь все равно ничего понять нельзя, когда их читаешь.

Позвонила Кристина Боммер, попросила извинения. Я тоже извинился. Мы так мягко разговаривали друг с другом, что я воспользовался случаем и спросил, не могут ли она и Джоан поручиться за меня в банке, если я возьму заем для приобретения авиабилета сестре Зве... Рикардо. Они охотно согласились.

Потом я позвонил Зверю. Он должен был завезти мне дискету по дороге в Тронгсунд.

Я сидел в своем маленьком «пежо» на Риддар-хольмен — чтобы не мерзнуть на ветру. По утрам уже было холодно. Осень все приближалась.

Договор на аренду машины истекал через три недели. Через три недели я должен был также покинуть и Старый город. Деньги через три недели кончатся. Уж такова жизнь для временно исполняющего. И будущее у него интересное — то одно, то другое подсовывает.

Любопытно, сколько Газетное фотоагентство заработало на моих снимках грабежа. Ведь их наверняка продавали по всей Европе. Мне же не полагалось ни одного лишнего эре. Я не мог бы даже узнать, сколько я загреб для Газетного фотоагентства.

Я ждал три утра подряд — и она приехала.

Большой серебристо-серый «БМВ» перевалил через горку у церкви на Риддархольмен и подлетел к набережной. Я вылез из «пежо» и побрел к ней, держа в руке дискету.

Она была одета в черное и белое, всё из натурального шелка. Пиджак и юбка. Рубашка с большим шарфом под воротом. Она уставилась на меня, когда я открыл дверь машины. Рот исказился в суровой гримасе.

— Это ты его убил, — сказала она с ожесточением.

Я уселся в машину рядом с ней и протянул дискету. Она ее не взяла.

— Ты убил моего брата, — сказала она так же резко.

— Тарн тоже так считает.