Марина Серова - Скала эдельвейсов

– Деточка, у тебя по шее что-то ползет, – услышала я за своей спиной сдавленный шепот.

– Ты чего, вошек не видела? Не беспокойся, они заводятся только у людей с сильным иммунитетом. Так что вошь – показатель того, что дочь твоя здорова, – констатировала Лика. – А знаешь, как тяжело было сохранить крепкое здоровье и здравый смысл в той обстановке? Мне приходилось, между прочим, еду воровать! Отнимать ее силой у таких же узников, как и я! Только они были гораздо слабее, поэтому я выжила, а они, кажется, не очень.

– Я сейчас потеряю сознание, – ахнула госпожа Шлейко.

Алина неуверенно хихикнула, я сделала ей «большие глаза». Своим интересом она мне всю дичь распугает, а я хотела подольше понаблюдать за этим семейством. Впрочем, посиделки троицы были довольно скучные. Ленивое, привычное перебрехивание, взаимные уколы, обвинения. Серьезный конфликт произошел лишь однажды, когда Лика потребовала позвать посудомойку.

– С чем вы моете посуду? – строго спросила она растерянную женщину.

Та послушно назвала моющее средство.

– Вы хорошо ее споласкиваете? Понимаете, что, плохо споласкивая посуду, вы можете отравить посетителей ресторана? Вы вообще представляете, что такое диарея и как мучительно она протекает? Нет, вы мне тут не мямлите, идемте на кухню, и покажите мне ваше рабочее место!

– Дочка, зачем тебе это? – спросила госпожа Шлейко, заламывая руки, – проверять работу посудомойки – удел плебеев!

– Если тарелку хорошо вымыли и ополоснули, ее спокойно можно вылизывать или вытереть хлебным мякишем, это культурнее и вкуснее. А если на ней остались следы моющего средства? О какой гигиене и вкусе может идти речь? Так, а кто готовил этот плов? Тут плов вообще готовить умеют? Да вы знаете, как выглядит настоящий узбекский плов? И жир я просила курдючный, вы думаете, я не отличу его от растительного масла? Или вы просто не знаете, что такое курдюк? Папа, пойдем из этой забегаловки немедленно, тут дурят клиентов. Все слышали? В этой забегаловке дурят клиентов!

– Я с вами в корне не согласна, девушка, – заступилась Алина за свое любимое местечко. – Этот ресторан один их лучших в городе, просто постоянные посетители привыкли к изысканной кухне, вот шеф-повар и не держит курдючного сала. Могу порекомендовать вам прелестное загородное кафе для дальнобойщиков. Его открыла узбекская семья, у них наверняка есть курдючное сало для плова.

– Вот, туда мы и пойдем, ик... – внезапно икнула девушка. – Уж там нас накормят по-настоящему, ик... и дрянью всякой посуду мыть не будут, ик...

– Господи, что они сделали с нашей дочерью! – всхлипнула мадам Шлейко после того, как Лика удалилась в туалет.

– А разве она изменилась? – вдруг задумчиво произнес ее отец.

В первый раз за все время я испытала к нему легкую симпатию.

А Оля действительно быстро шла на поправку. Катерина Ивановна наконец-то перестала истерить и буквально смотрела в рот Олегу, выполняя все его просьбы и указания с абсолютной точностью. Она не позволяла себе даже покормить дочь, не спросив разрешения у ее жениха. Мужчину даже слегка раздражало подобное подобострастие.

– Катерина Ивановна, у меня нет медицинского образования, если у вас возникают какие-то вопросы, обращайтесь к лечащему врачу.

– Нет, Олежечка, я знаю, что спасли Олечку вы. Не возражайте, это вы заплатили за операцию, я знаю.

– Кстати, – как-то припер меня к стене Олег, – признавайся, без твоей помощи тут явно не обошлось? Это ты перечислила деньги на операцию для Оли? Можешь не признаваться, я все равно включу эту сумму в твой гонорар. Понимаешь, для меня очень важно знать, что это я помог выкарабкаться Олечке! Для меня эта сумма ничего не решает, поверь.

– Тебе это надо для того, чтобы потом всю жизнь держать ее на поводке благодарности? – поинтересовалась я.

– Боже упаси! – кажется, искренне испугался он. – Ты плохо знаешь Олю. Она из-за чашки кофе, оплаченной мной в уличном кафе, переживает, а ты – о такой сумме говоришь. Напротив, я и тебя попрошу держать это в секрете, пусть все считают, что это неведомый покровитель.

Он говорил так, будто вопрос был уже решен. Непонятно почему, но мне это нравилось, я ему верила. Образ диктатора, желающего подчинить себе хрупкую Ольгу, бледнел тем активнее, чем больше я общалась с этим уверенным в себе и своей любви мужчиной.

– Хорошо, – приняла я решение, – только деньги, которые я перевела на лечение, не мои. Поэтому возвращать мне ничего не надо. Ты постоянно бываешь в отделении, скажи, есть ли там пациенты, остро нуждающиеся в дорогом лечении? Может, дети из малообеспеченных или неполных семей, сироты?

– Знаешь, как раз на днях услышал душераздирающую историю о малыше, больном лейкемией. Тебя не смущает, что этот пациент не из нашего отделения?

– Упаси боже! Направь деньги на его лечение инкогнито, и будем считать, что мы в расчете. Подходит?

– По рукам, – не раздумывая, согласился Олег.

Впоследствии я узнала, что он не только оплатил операцию и лекарства для малыша, но и отправил его с матерью в реабилитационный центр в Израиль. Лечение заняло не один год, но только тогда, когда болезнь отступила, Олег позволил считать себя свободным от обязательств.

Ни одно из опасений светила нейрохирургии не подтвердилось. Двигательные функции Ольги были в полном порядке, действительность она воспринимала адекватно, поправлялась быстро. Неожиданно у серьезной и хмурой девушки появилось чувство юмора. Имея в виду титановую пластину у себя в голове, она настаивала, что сценический псевдоним у нее будет – Терминатор. Катерина Ивановна заламывала руки, Олег пытался подавить улыбку, Оля сохраняла полную серьезность.

В один из дней Олег привел в клинику опытного фониатора, тот посмотрел Олю, попросил ее взять несколько нот и пожал плечами:

– Не понимаю, зачем меня позвали. С голосовыми связками у вашей девушки все в порядке. Вы уже пробовали петь? Нет? А зря. Природа вашего спазма была чисто психологической. Видимо, ушел раздражающий фактор, ушла и болезнь. Понимаете, над голосовыми связками и другими речевыми мышцами стоят высшие мозговые функции – сознание и прочая муть. Под воздействием сильнейшего стресса они смыкаются, и простым усилием воли человек не может заставить их расслабиться. Чаще всего спазм приводит к заиканию, у вас же, деточка, особый случай.

– А этот спазм, он может вернуться? – с робостью спросила Ольга.

– Отвечать на такие вопросы я не могу, – пожал плечами фониатор. – Как я понимаю, все самое плохое в вашей жизни уже произошло? Значит, у вас нет причин волноваться. Кстати, именно устойчивость к стрессам – гарантия вашего здоровья. Укрепляйте нервы, дорогая, вы же собираетесь строить карьеру певицы, а в этой профессии нытики и истерички долго не задерживаются.