Марина Серова - Скала эдельвейсов

Уже ближе к выписке Ольги произошло еще одно чудо: известное пугало для всех начинающих вокалистов, Ольга Ильинична, прислала официальное предложение продюсирировать карьеру Ольги.

– Когда Ольга Ильинична была в нашем городе, какая-то девушка попросила ее прослушать мой диск, – захлебываясь от восторга, рассказывала Оля. – Она бросила его в бардачок машины и забыла, а как-то в пробке, от нечего делать, поставила в проигрыватель. Она считает, что у меня настоящий талант, только надо еще очень много работать. Олежка, ты не обидишься, если я соглашусь на ее предложение? Ведь ты сам хотел заняться моей карьерой.

– Упаси боже! – поднял руки Олег. – Состязаться со столпом русского вокала – себе дороже. Я слышал, что она сущая ведьма, еще наведет на меня порчу за то, что я увел тебя у нее из-под носа.

– Ну и отлично. Когда мы едем в Москву?

Мы с Олегом молча переглянулись. Недавно он представил меня семье Камышиных как своего помощника, заменившего его в работе на то время, пока он пропадал в больнице. На это быстро состряпанное вранье купилась даже Катерина Ивановна – она теперь была беззаветно предана Олегу, а я, в ее понимании, бралась за любую работу. В их представлении, я была тенью Олега – незаметной, но очень полезной, поэтому меня не стеснялись и, кажется, не замечали.

– Итак, вопрос о переезде в Москву решен? – спросила я Олега, когда мы вышли из палаты. – Ольга больше не терзается сомнениями?

– Я и сам удивился тому, как легко она согласилась. Даже и формально не соглашалась, просто повела себя так, будто вопрос решен уже давно и окончательно.

– Ты рассказал ей о Лике? – догадалась я.

– Почти сразу, как нам разрешили общаться. Боялся, что это может вызвать у нее новый стресс, но как иначе было объяснить ей, что я не принимал участия во всех тех событиях, которые происходили вокруг нее?

– Она поверила?

– Сразу. Знаешь, после болезни Ольга очень изменилась, будто произошла какая-то перезагрузка: она стала мягче, спокойнее, исчезла нервозность, угрюмость, недоверчивость. Правда, пришлось дать ей послушать записи, которые ты мне дала, но это больше для очистки совести. О Лике она даже и не вспоминает, да и та забыла, что у нее была такая подруга.

– Скорее всего Лика просто не знает о состоянии Ольги. Она исчезла из города, когда прогнозы были неутешительными, а когда вернулась – ей уже было не до бывшей подруги. К тебе она уже приезжала?

– Конечно! Как ты и велела, я изобразил полное непонимание, сказал, что телефон у меня украли, и почтовый ящик у меня уже давно другой.

– Вам надо уезжать как можно быстрее, – посоветовала я. – Как только она узнает, что у Ольги все в порядке, может активизироваться с новой силой.

– Теперь не активизируется. Мы знаем, откуда растут ноги у всех этих мистических совпадений и нелогичных происшествий, так что будем начеку. Предупрежден, значит, вооружен, как говорится. Если она предпримет хоть какие-то мелкие шажки в сторону Ольги – сядет в тюрьму. Открыть дело о доведении до самоубийства – раз плюнуть, связи у меня хорошие.

– А связи ее отца?

– Благодаря твоим действиям у ее отца теперь нет никаких связей. Все шарахаются от него как от чумного. Неудачников и лузеров у нас не любят, а общаться с ними – боятся. Вопрос о моем переводе практически решен, в Москве ждут только моего решения. Так что остается ждать, когда Ольга полностью восстановится.

– А есть проблемы?

– Предстоит небольшая косметическая операция – надо подкорректировать линию волос и скрыть место, где поставлена титановая пластина. Ну и работа с психотерапевтом.

– С психотерапевтом? – удивилась я. – Мне показалось, что Ольга абсолютно адекватна.

– Сейчас – да. Но что-то заставило ее броситься под колеса. Под «что-то» я подразумеваю не события, которые с ней произошли, а состояние ее души. Ольга никогда не была истеричкой, она не могла так просто, в трезвой памяти, принять это решение. К тому же ни для кого не секрет, что люди, совершившие попытку суицида, обязательно пытаются ее повторять до тех пор, пока она им не удастся. Представляешь, в каком страхе мне предстоит жить всю жизнь? Мне и нашим детям. Лучше раньше начать лечение. В Москве есть прекрасные профессионалы, думаю, они помогут Ольге.

– А что, если Ольга не сама бросилась под колеса машины? Ты исключаешь эту возможность?

– Ой, ну ты еще скажи, что надо начинать новое расследование, притащи кучу свидетелей. Это мы уже проходили. Не забывай, я сам был подозреваемым по этому делу.

– Не забуду. Ведь именно я, если ты помнишь, ускорила твое освобождение. А Лика? Кто может гарантировать, что Лика не была в этот момент рядом?

– Я могу гарантировать. И не смотри на меня с таким подозрением. Как ты догадываешься, в моей компании есть небольшой штат охранников. Так вот, это не просто качки с тяжелыми кулаками, а профессионалы экстра-класса, уволившиеся из рядов нашей доблестной милиции. Признаюсь, я тоже грешил на Лику, поэтому заказал частное расследование.

– И каковы результаты? – больше для поддержания разговора, чем из любопытства спросила я.

– Лика вне подозрений. В это время она была в другом месте.

– А ты не допускаешь, что она могла нанять для этих целей какого-нибудь подонка? – не сдавалась я.

– Как ты предлагаешь это выяснять? – с сарказмом спросил он. – Запереть ее в подвале и допрашивать, пока не признается?

Я не ответила. Наверное, он рассуждал в высшей степени здравомысляще. Но в этот момент я поняла, почему Ольгу смущала возможность всю жизнь прожить с этим человеком: и в горе, и в радости. Излишний прагматизм еще ни одну женщину не привлек. А в целом Олег был прав: он заботился об Ольге. Не делал вид, что заботится, а действительно пытался предусмотреть все подводные камни, которые могут помешать их счастью. Даже если для этого и требовалось подвергнуть любимую женщину унизительному обследованию специалиста по душевным болезням.

Из дневника Ольги Камышиной:

«Наверное, Олег – педант. Звучит ужасно неприятно, но это так. Именно благодаря своему педантизму он смог добиться высокого положения, именно с его помощью, как ни смешно, убедил меня обратить на него внимание и даже предположить, что я смогу его полюбить. Смогу ли? Я понимаю, что только этот мужчина даст мне шанс выбраться из этого болота, но я боюсь. Допустим, сейчас я приму это в высшей степени правильное решение, позволю ему любить меня, пестовать мой талант. Ведь не зря говорят, что в любви один любит, а другой – позволяет себя любить... А что, если, продавшись за возможность внешнего успеха и благополучия, я потеряю что-то очень важное? Что, если и в нашем болоте живет пресловутый принц: неуспешный, небогатый, некрасивый, совершенно незаметный? Живет и ждет, что я увижу его когда-нибудь за всеми этими налипшими масками, увижу и пойму, что слава, признание, безбедное существование, „каменная стена“ Олег – от дьявола? От дьявола тщеславия, стяжательства, продажности? А настоящее проходит мимо незамеченным. Я боюсь. Я теряю себя и ничего не могу поделать. Олег мягко просит, чтобы я быстрее приняла решение. Лучше бы он кричал, ругался, требовал, ставил условия, угрожал. Мне было бы проще сказать ему, что я его не люблю».