Павел Стовбчатый - Для Гадо. Возвращение

— В пустой хате, ночью. Триста колов — час. Не так дорого для тюремных условий. Даёшь менту, он выводит её и тебя. Сам стоит на атасе, следит за движением на корпусе и за начальством. Да тут все схвачено, делятся потом. Д уже второй раз здесь лежу, девять месяцев на тюрьме. Сам однажды лукался. Бизнесменша с желудком лежала, «косила» за бабки, ну я с ней и перепихнулся малость. Точнее, она со мной. Платила сама. Блок сигарет штатовских передала потом, икру. Понравился. Крутая бабенка. Завалила партнёра по бизнесу сдуру, ещё не осудили.

Сахар меня расшевелил. Все, что я услышал, напоминало мне одесскую тюрьму. Слава Богу! Если все так, как он говорит, дела не так уж плохи. Бабки у нас есть, дело за малым. Разумеется, я думал не о девочках.

К вечеру того же дня нарисовался и баландер. Он не принес мне малявки от Тольятти, но сказал на словах: «Витя все понял. Жди».

Я попросил у Абажура ручку и бумагу и примостился писать. «Гонец» от Тольятти мог подойти в любое время, малява должна быть под рукой. Я писал только по существу, стараясь, чтобы записка вышла аккуратной и небольшой. Несколько слов о себе, пару громких имен, с которыми сидел и кушал, и суть. «Нужна стопроцентная связь с волей. Хотя бы раз. Отстегну, сколько запросит». Сложив записку, я закатал ее в целлофан и запаял. В случае чего можно легко заглотить.

Конечно, я рисковал, очень рисковал, но у меня не было другого выхода. Тара будет искать меня на тюрьме, и пока он доберется до больнички, пройдет много времени. При помощи Тольятти я надеялся ускорить ход дела. Вначале я подумывал просто сообщить Таре, где я, и больше ничего, однако понял, что это самообман. Если случится «сбой» и «гонец», не дай бог, спалится или передаст записку ментам, они вытряхнут из Тары дух. Даже если в ней не будет и слова о судье. Нет смысла терять время и ждать «гонца» от самого Тары. Ждать, чтобы передать ему только два слова, только два: «Выпусти немедленно»? Лучше уж сразу написать, где я и чего жду. А чего я жду? С моей-то ногой! М-да. Даже посидеть как следует не могу, всё болит. Словно немощный старик. Хорошо, что в ногу пальнула, а так бы лежал давно под землей и видел «цветные» сны. Видно, еще поживу. Опять этапы и борьба за выживание, интриги и игра в понятия. Не дать маху, не дать себя съесть, просчитать, внушить страх словом. Походка, голос, жесты — все должно быть на уровне. Держи стояк, бродяга, если ты действительно арестант и блатюк по жизни!

Я всегда посмеивался в душе над выводами и писаниной ментов, писателей, пишущих о лагерях и зеках. Они и сейчас толкают разную чушь и еще мнят, будто действительно что-то знают о нас. Не всякий отпыхтевший десять — двенадцать лет арестант понимает, что происходит в зоне, не всякий доходит до объективности в оценках и суждениях. Это сложно, так же сложно, как познать себя самого. Даже Довлатов — умница и талант, описавший зону как никто точно и ярко, не знал ее по-настоящему, а многое вообще видел глазами надзирателя. Надзирателя, но не зека.

Зона знала многих героев и выдающихся личностей. Не имея и одного класса за плечами, воспитываясь на улице и в подворотнях, они были настоящими дипломатами и творили чудеса. Я уже не говорю о духе, когда один безоружный вор или парняга входил в камеру вооруженных до зубов «махновцев» и одними словами ставил на колени семь-восемь головорезов, еще минуту назад готовых изрезать его на куски. Все это было, было, но кому-то и сейчас невыгодно показывать настоящих воров, воров с большой буквы. Дух и правота — вот что всегда являлось оружием таких людей. Настоящих, а не хлебных урок, кому давали по ушам и гнали в три шеи свои же. Зона… Как много она значит для остального, вольного мира. Когда-то поймут, поймут и поверят, поставят памятники и воздадут должное. А пока — суд и сортность, клевета и обман, иногда излишняя романтизация и просто угодничество.

Придя в лагерь, любой, даже далекий от тюрьмы арестант встает перед нелегким, но обязательным для всех выбором — с администрацией или с блатными? Тех, кто с блатными, — большинство, тех, кто с ментами, — малость. Думай мужик, хорошо думай и решай, с кем тебе жить семь лет. Здесь все на виду, ты не прохиляешь за дурачка, ну разве что месяц или два. Дальше — по накатанной колее — азы, детали, нормы. Отвечай за свои слова и соответствуй масти, на которую претендуешь. А нет, так катись вниз и не ропщи, когда тебя начнут пинать и последние. Лагерь жесток, лагерь лишен мягкого женского окружения, он весь на нервах и борьбе. Даже элита, элита преступного мира, где, казалось бы, царят настоящие понятия и правда, не знает передышки и следит за каждым своим шагом. Все подмечается, все может быть использовано против тебя, все чего-то стоит. Тяжкий груз, ярмо, которое ты проклинаешь как всякий усталый человек, но без которого ты не можешь и жить. Почти как во власти, почти. Чтобы содержать и кормить армию и полицию — этот извечный оплот власти, государство давит народ налогами и выжимает из него соки. А еще другие чиновники… Он них не отмахнешься, они хотят есть, вкусно есть. Впрочем, всем хорошо не бывает…

На меня напала апатия, захотелось вдруг забыться и уснуть, уснуть навсегда. Паскудные издевательские мыслишки все же прорывались сквозь защитный слой моей установки и подкидывшш разные видения — Италия, море, покой, прекрасные ночи с очаровательными женщинами. Если бы я на время расслабился и начал рассказывать моим сокамерникам о моей жизни, о том, что на что я променял в каком-то чудовищном ностальгическом порыве, они бы сочли меня безумцем.

Впрочем, мне были не интересны их пресные приколы о том и сем, ибо все это не стоило и выеденного яйца. Я знал, что чуть позже я обязательно разберусь и с собой, и с судьбой, но как быть с натурой? Ведь я делал то, что хотелось, в полном согласии с душой. Разве есть в жизни что-либо дороже этого? Нет. За всё приходится платить!

Гонец от Тольятти появился ближе к отбою. Это был электрик из обслуги — немолодой солидный мужик, знающий себе цену. Мент тихо откоцал нашу хату и вежливо отошел в сторону, давая возможность электрику поговорить с кем надо.

— Что у вас тут замкнуло, братва? — спросил тот для понта нарочито громко и шепнул, что он от Тольятти.

— К кому? — спросил я на всякий случай, опасаясь «прокладки».

— Кот.

Я быстро сунул ему малявку и откинулся на подушку.

— Он спрашивал, в чём нуждаешься, просил не стесняться, — пробасил электрик, после того как обследовал проводку.

— Спасибо, всё есть. Я не один… Постарайся отдать ему сегодня, дело срочное, — попросил я.

— Сегодня и получит. Всего доброго.

Он вышел и недовольно заворчал за дверью: «Морочат голову. Зря вызывали только. Всё в порядке, старшой».