Михаил Березин - Пришла беда, откуда не ждали

Пришлось ехать на метро.

В вагоне я внимательно изучил фотографии. Они были сделаны дешевеньким «Поляроидом», так что о сходстве цветовой гаммы не могло быть и речи. Но по всем остальным показателям изображенные на них картины явно напоминали те, что находились в переходах метро. Я бросил рассеянный взгляд по сторонам, предвкушая радостную реакцию Голдблюма на мое открытие, и тут, неожиданно, заметил высокого рыжего парня, уткнувшегося в газету.

Что-то необъяснимое заставило меня насторожиться. Я не сразу сообразил, что именно. Мюнхаузен! – наконец всплыло в памяти. Высокий, рыжий, худой. Значит я дал объявление в газете, а он уселся мне на хвост. Дерьмо! Собачье дерьмо!

Меня бросило в жар. Если так, то он мог проследить путь Сыркина, и теперь ему уже известен адрес племянника! Я совершил работу для других. А ведь Голдблюм меня предупреждал!.. Впрочем, знай Мюнхаузен адрес племянника, он бы не плелся сейчас следом за мной. Какой смысл? Бери Сыркиных пока тепленькие. Значит, когда я дожидался фотографий, он кружил где-то рядом со мной. Не решился бросить меня в одиночестве. Он ведь не знал содержания нашего разговора. Будем надеяться, что не знал. Ладно!

На ближайшей остановке я направился к выходу. Рыжий, как ни в чем не бывало, продолжал сидеть на своем месте. Может, это вовсе и не Мюнхаузен?

Я взял такси и назвал адрес нашего берлинского представительства. Расставшись с Сыркиным, я тут же связался по телефону с Голдблюмом. Его гостиница находилась в пяти минутах ходьбы от Фридрихштрассе, и сейчас он уже должен был появиться у Горбанюка.

По пути я неустанно крутил головой в поисках преследования. Я уже почти было поверил, что рыжий парень в метро никакой не Мюнхаузен, но неподалеку от представительства обнаружил его снова. Собственно, не будь того вагонного инцидента, я бы ни за что не обратил на него внимания: когда я проходил мимо светящейся витрины «Эспланады», он стоял в глубине магазина и о чем-то беседовал с продавцом.

– Поздравляю, – проговорил я, входя в кабинет и протягивая конверт с фотографиями Голдблюму. – За мной уже увязался хвост.

– Как это произошло? – тут же возбужденно вскочил с места Голдблюм.

Я рассказал.

– Конечно, Мюнхаузен?!

– Разумеется.

– А почему ты ездишь на метро?! – набросился на меня Голдблюм. – Я ведь арендовал для тебя «Судзуки-Свифт»!

– Из осторожности. Я допускал вероятность подобного развития событий, подобного вероломства со стороны Брунгильды и Мюнхаузена. А в общественном транспорте всегда легче определить, что за тобой установлена слежка.

Произнеся это, я и глазом не моргнул. А что мне оставалось? Признаться, что частный детектив напрочь позабыл, где оставил свою машину?

Какое-то время Голдблюм внимательно разглядывал меня, видимо, интуитивно почувствовав неладное, но наконец вспомнил про конверт и извлек на свет божий фотографии.

Я затаился. Голдблюм внимательно просмотрел фотографии одну за другой и принялся хохотать. Хохотал он громогласно, на все здание, а может быть даже – и на всю Фридрихштрассе. Быть может и до Мюнхаузена доносился его хохот. Мы с Горбанюком ждали. Если смех этот был нервного свойства, то имелись неплохие шансы, что на предоставленных снимках действительно запечатлены картины искомого художника. Наконец, он бросил фотографии на стол.

– Можешь подарить их Мюнхаузену, – проговорил он.

Я разочарованно вздохнул.

– Вы уверены, шеф? – поинтересовался я.

– Уверен ли я?! – Он даже покраснел от негодования. – Да это же элементарная подделка. Разве можно спутать, скажем, антилопу с этим… ну, с этим… – он пощелкал пальцами, – с этим бегемотом, у которого член на носу?

Видимо, навыки русской речи в Америке им постепенно утрачивались.

– С носорогом, – подсказал Горбанюк.

– Вот-вот! С носорогом! Похожие фотографии я видел по меньшей мере дважды. Очевидно, твой Сыркин, намерен сделать торговлю племянником основной статьей своего дохода. У немецких детективов он уже в печенках сидит. Потому-то Мюнхаузен последовал за тобой, а не за ним.

– Понятно…

Я подошел к столу, аккуратно сложил фотографии и спрятал в карман.

– На что он, интересно, рассчитывал?

– Как на что? Да ведь эти козлы – немецкие галерейщики – ничего в современной живописи не смыслят. Откуда ему знать, что ты работаешь на настоящего профессионала?

На улицу Горбанюк вывел меня через черный ход. По нашим расчетам Мюнхаузен должен был сейчас околачиваться где-то возле парадного подъезда. Тем не менее во время ходьбы я постоянно оглядывался.

Было без семи одиннадцать вечера, когда я снова достиг Александрплац. Сыркин уже поджидал меня.

– Ну, как успехи? – поинтересовался он.

– Да ничего особенного, – я протянул ему конверт с фотографиями. – Картины поддельные.

– Вы смеетесь! – воскликнул дядя Сыркин. Было похоже, что он и в самом деле не ожидал подобного развития событий. – Это какие-то дьявольские козни! Я не позволю обвести себя вокруг пальца.

– Отдайте назад сто марок, и разойдемся без нежелательных эксцессов, – предложил я ему. – Ваш племянник меня больше не интересует.

Но не тут-то было:

– Нет, это вы отдайте причитающиеся мне девятьсот марок и забирайте племянника!

– Да не нужен нам ваш племянник! Он вовсе не тот, за кого себя выдает. Оставьте племянника при себе.

Я специально употребил местоимение «нам», дабы подчеркнуть, что за моей спиной стоит некая влиятельная сила. Но он пропустил это мимо ушей.

– Я не позволю вам так с собой обращаться!.. Алик подойди-ка сюда!

Из-за часов появился рослый парень. С дядей они совсем не были похожи. Длинные, светлые волосы, узкий лоб… Глаза смотрели враждебно. Менее всего он напоминал художника, более всего – рэкетира.

– Алик, это ты расписал переходы в метро? – демонстративно поинтересовался дядя Сыркин.

– Na klar, – хрипло отозвался тот. Что по-русски означало: «Как же может быть иначе?».

– Нет, не вы, – мягко возразил я.

– Вот видишь, молодой человек отказывается верить.

Я окинул их оценивающим взглядом. Пожалуй, даже с одним дядей мне бы не удалось справиться, не говоря уж о племяннике-рэкетире.

Пришлось садануть их нервно-паралитическим. Оба тут же брякнулись на асфальт. Я огляделся по сторонам.

Вообще-то, в Германии в подобное время суток на улице совершенно безлюдно. Но в столь оживленном месте, как Александрплац, могли появиться случайные прохожие. Однако, мне повезло. Даже Мюнхаузена поблизости не оказалось.

Я наклонился и извлек из внутреннего кармана дяди Сыркина портмоне. В нем оказалось триста тридцать марок наличными и аккуратно вырезанный из газеты «Европа-Центр» квадратик нашего объявления. В версии Сыркина – коммюнике. «Коммюнике» и сто марок я забрал себе, остальное сунул за пазуху Сыркину.