Марина Серова - Между двух мужей

– А я знаю, что тебе спать нельзя! – хитро прижмурилась Зоя. – Ты же здесь в качестве сыщика, да? И дежурство – только прикрытие, – она подмигнула мне с заговорщическим видом и шлепнула себя пальцами по губам, показывая, что умеет хранить тайны.

Зоя, наверное, искренне любила дешевые детективные романы.

– С чего ты взяла? – насторожилась я.

– Да ладно тебе! Ну, Марина мне сказала…

– Болтает много твоя Марина!

– Да нет, она девушка молчаливая. Просто именно от меня у нее тайн почти нет. Мы с Мариной давние знакомые – правда, до вчерашнего дня давно не виделись. А тогда, три года назад, когда она впервые к нам попала…

– Куда это «к вам»? – насторожилась я.

– Ну, к нам, в неврологическое. Ты что, не знала? Она уже во второй раз у нас лечится! Так вот, тогда, в первый-то раз, я тоже рядом я ней дежурила, и тоже каждую ночь. Ей так одиноко было и страшно, и потом, я старше все-таки, но в то же время и не старая. Короче говоря, – подвела Зоя торжественный итог, – Марина тогда со мной очень подружилась. Ей все время не спалось, она рассказывала мне все про свою жизнь, про переживания – прямо прорвало тогда ее. Мне даже немножко смешно было: ну какие такие серьезные переживания могут быть в шестнадцать лет? Я как раз Славиком беременная ходила, знала уже, что этот гад, Славиков отец, на мне не женится. Смотрела на Марину, которая места себе не находила, и думала: ну какое у тебя горе может быть, дурочка? Вот у меня – другое дело…

– Из-за чего же Марина так переживала? – быстро спросила я – и тут же пожалела об этом.

Зоя осеклась на полуслове. Она смотрела на меня своими блестящими в полумраке, близко посаженными глазами и молчала – только кончик ее длинненького носика чуть заметно шевелился из стороны в сторону, словно он самостоятельно принюхивался к моей подозрительной персоне. Создавалось такое впечатление, будто этот носик на Зоином маленьком неприглядном личике является независимым одушевленным предметом и существует как бы сам по себе.

– Этого я вам не скажу! Это врачебная тайна почти что, – официальным тоном заявила она, настороженно поворачивая голову и глядя на меня в профиль.

Я сконцентрировала в памяти главные тезисы всех лекций на тему «разговорить свидетеля», которые нам в свое время преподавали в разведшколе, и приготовилась было применить все эти мудреные науки на деле, но тут Зоин носик закончил свое исследование и, наверное, выдал мозгу неутешительный результат, потому что она заговорила снова:

– Эх, попалась я… Понимаю: не расскажу тебе всего – и ты меня утром выдашь. И останусь я без работы! Сама виновата – проговорилась…

Я дипломатично промолчала – Зоя сама, без моей помощи, настраивалась на нужную волну. Девушка снова подвигала кончиком носа, облизнула тонкие губы и потерла переносицу.

– Ладно. Расскажу! Все расскажу, учти, – но только пусть это между нами останется. Поклянись!

– Век воли не видать! – быстро сказала я первое, что пришло мне в голову.

– Слушай…

На школьных фотографиях, где группка мальчиков-девочек прилепилась к школьной учительнице, в глазах которой светилось чувство полного познания мира и ощущение монополии на обладание вечной истиной, Алешу Протасова и Марину Ильинскую всегда можно было обнаружить в правом нижнем углу. Всегда рядом – с первого класса.

Нескладный подросток с длинными худыми руками и ногами, с робким взглядом и неизменным жиденьким «хвостом» на макушке – это была Марина. Высокий плечистый мальчик с большими веселыми глазами, жгуче-черными вьющимися волосами, в вечно перепачканном пылью и мелом школьном пиджачке – это Алеша.

О Марине Ильинской одноклассники могли бы сказать очень мало. Молчаливая, робкая девчушка, так откровенно стеснявшаяся своей некрасивости, что это бросалось в глаза даже постороннему. Закадычными подружками Ильинская не обзавелась за все десять лет своего обучения. Но с одноклассницей Люсей Овечкиной, с которой они сидели за одной партой и иногда возвращались домой одной дорогой, Марина иногда бывала откровенна. Именно Люсе она как-то сказала:

– Я буду врачом. Знаменитым врачом, вот увидишь!

– Педиатром? – подумав, спросила Овечкина.

– Хирургом.

Люся поежилась: она боялась крови. Но Ильинская крови не боялась и потому оказалась единственной, кто не растерялся, когда в тот знаменательный день обычная мальчишеская потасовка в школьном коридоре чуть не закончилась трагически: один из малолетних драчунов, размахивая портфелем, с разбегу запрыгнул на спину Алехе Протасову и стал молотить его куда ни попадя тяжеленным ранцем. Не сумев устоять на ногах, пятиклассник со всей силой приложился головой об острый выступ батареи, и тут же по его лицу, заливая лоб и глаза, заструились частые алые ручейки.

Куча-мала моментально развалилась на несколько растерявшихся участников драки. Мальчишки, тяжело дыша, со страхом смотрели на окровавленного Алешу. Сам он ничего еще не понял и, сидя на полу, только пытался неловко обтереть с лица кровь грязными ладонями.

Марина решительно протиснулась сквозь толпу перепуганных одноклассников. Отведя в сторону Алешины руки, она приложила к ране свой чистый носовой платок. А затем, повернувшись к зрителям, потребовала, чтобы кто-нибудь позвал школьного врача – она произнесла это таким строгим тоном, какого от всегда робкой Марины еще не слышал никто.

Все время, пока за закрытой дверью медпункта Алешке накладывали швы на разбитые лоб и бровь, Марина Ильинская простояла в коридоре. А когда мальчуган вышел из кабинета, ужасно гордясь своей перебинтованной головой («Как у Чапаева!»), девочка решительно взяла его за руку и повела домой.

– Ты чего ко мне пристала? – хмуро спросил недовольный пострадавший.

– Молчи. Тебе нельзя много разговаривать.

Марина привела Алешу домой, сдала его с рук на руки матери. Антонина, увидев сына в таком виде, прижала его к себе и заголосила, как по смертельно раненному бойцу, и, любуясь собой, пошла домой.

Наутро Алеша со свежей повязкой на голове неловко подошел к Марине. Как всегда, девочка в одиночестве сидела за своей партой с книжкой на коленях.

– На. Мать велела тебе спасибо сказать.

На парту перед девочкой легла маленькая дешевая кукла в коробке. Наверное, мать двух сыновей Антонина не могла догадаться, что в пятом классе девочки играют уже в другие игры. Но Марина, тронутая первым в своей жизни подарком от мальчика, вся зарделась и тихо сказала:

– Спасибо.

Так началась их неловкая дружба. Неловкая – потому что поначалу Алеша сильно стеснялся того, что после уроков в школьном дворе его ждет девчонка, а потом еще и провожает до дома. Но Марина как будто чувствовала за Алешу некую ответственность и теперь всегда, дождавшись мальчишку в школьной раздевалке и отряхнув его пальтишко от вечно налипавшего на него сора, брала его за руку и вела домой. А там, в квартире у Антонины, которая испытывала перед девочкой какое-то благоговение за то, что она опекает ее непутевого сына, она вела долгие разговоры о том о сем и впервые ощущала себя в центре внимания.