И Горбатко - Дело полковника Петрова

Беседа с Ричардсом прошла гладко. Он принес с собой одиннадцать тысяч долларов наличными и показал их Петрову как гарантию честного подхода к делу.

- Вы можете прямо сейчас получить эти деньги, если скажете мне, что не собираетесь возвращаться в Советский Союз, - сказал Ричардс.

На Петрова это произвело впечатление, и он выглядел менее скованно, чем во время предыдущей беседы. Он сообщил Ричардсу, что принял решение остаться в Австралии, однако не хотел бы заниматься формальностями в этот вечер.

- Я бы сделал все сегодня вечером, если был бы уверен, что Дуся также не станет возвращаться.

Дуся явно была главной его заботой. Теперь создавалось впечатление, что он действительно хотел, чтобы она осталась вместе с ним. По мере того, как приближался срок его ухода из советского посольства, он, по-видимому, стал яснее понимать, каково ему придется одному в чужой стране, если Дуся твердо решит возвращаться в Советский Союз. У него проявилась общая для всех людей потребность в товарищеской поддержке в тяжелое время.

Он обратился к Ричардсу. - Вы могли бы помочь мне, - сказал он. - В Канберре есть преподаватель музыки. Она знает мою жену. Может быть осуществить подход к Дусе через неё ?

После короткой дискуссии Ричардс отверг этот план как слишком рискованный.

Затем Петров предложил, чтобы Ричардс выступил перед Дусей в качестве владельца гаража из Канберры. По словам Петрова, его жена этого человека не знала. Ричардс под видом владельца гаража мог бы посетить их дом, Петров предложил бы ему выпить, и в ходе этого короткого эпизода Ричардс мог бы воспользоваться возможностью и поговорить с Дусей. В любом случае этот визит мог оказаться полезным для того, чтобы забрать из дома его собаку Джека.

Было просто удивительно, как часто в эти трудные для него времена Петров думал о своей собаке. В этом проявлялась его потребность окружать себя всем привычным. Это также объясняло перемену его отношения к Дусе.

Однако, Ричардс отверг и этот план. Тем не менее, когда беседа закончилась, Петров остался, в целом, удовлетворен договоренностями в связи с его предстоящим переходом на Запад, за исключением неопределенности по вопросам о том, как убедить Дусю и как забрать Джека.

На следующий день Петров, по-видимому, хорошо обдумав дискуссию предыдущего вечера, был весьма разговорчив: - Вы знаете, Майкл, как мне не хотелось бы возвращаться в Канберру!

- Ну, так и не возвращайтесь.

- Я должен вернуться. Мне необходимо привести в порядок много дел для моей замены. Но я обязательно вернусь в Сидней 3 апреля.

Этот разговор был особенно многозначителен как показатель того, что Петров для себя уже принял решение. Он непреднамеренно раскрыл важный факт, о котором ни я, ни Служба безопасности до этого не знали - о том, что 3 апреля его должен будет сменить на его посту в посольстве другой сотрудник. Он держал это в секрете, по-видимому, в течение нескольких месяцев, так как в начале января он назвал апрель в качестве срока завершения сделки с фермой по разведению цыплят.

Я немедленно проинформировал Ричардса об этой новой информации и в то же время сказал Петрову, что раз уж он теперь знает точную дату того, когда нам предстоит завершить сделку, было бы лучше организовать ещё одну встречу с Ричардсом и обсудить на ней все детали.

На следующий день мы встретились с Ричардсом в моей квартире, отработали все наши планы и снова обсудили позицию Дуси.

Когда мы рассмотрели этот вопрос со всех сторон, то пришли к выводу, что уже приняли все возможные меры по оказанию на неё влияния. Теперь наилучшим вариантом было подождать и посмотреть, как подействует на неё уход Петрова из посольства.

Я считал, что уход Петрова может побудить её принять решение остаться в Австралии. Мой довод заключался в том, что, как только это произойдет, Дуся сразу же и автоматически окажется в немилости и это же произойдет с её семьей в Советском Союзе. Поэтому её собственный уход на Запад уже не сможет ухудшить положение её семьи по сравнению с тем, в котором она окажется после ухода Петрова. Я считал, что Дуся, как человек реалистических взглядов на жизнь, поймет все сразу же.

Эта встреча оказалась важной и по другой причине - она дала Петрову возможность установить прямой контакт со Службой безопасности. С этой целью я воспользовался предлогом, чтобы оставить их с Ричардсом вдвоем на полчаса. Мы считали, что это придаст Петрову больше уверенности. Не следует забывать, что в глазах Петрова я продолжал сохранять некоторую радикальную политическую окраску, и он, вероятно, не мог считать меня полностью заслуживающим доверия.

Теперь оставалось только сидеть и ждать. В течение более недели у меня не было никаких известий от Петрова, но я знал, что все равно ничего не смогу добиться, если начну предпринимать какие-то действия с целью связаться с ним. Если он как-то контактировал со Службой безопасности, то мне об этом известно не было. Я устроил ему прямой выход на Ричардса, и если он или они хотели воспользоваться этой возможностью, то это было уже их дело.

Для меня напряжение разрядилось 2 апреля, когда Петров позвонил мне в офис. - Я уже в Сиднее, - сказал он. - Мы сможем встретиться сегодня вечером в 9:30?

Наша встреча состоялась около отеля Пикадилли на Виктория стрит, и Петров быстро сел ко мне в машину.

- Теперь я уже не вернусь обратно, - объявил он вместо приветствия. Я с ними покончил навсегда. Теперь они могут все забрать себе.

Я смог уловить в нем какую-то перемену. Это едва чувствовалось, но воспринималось как облегчение человека, совершившего решающий шаг после долгих мучительных колебаний.

Глава двадцать восьмая

Мои ощущения было трудно описать. Облегчение и душевный подъем сменялись отрезвляющей мыслью о том, что это событие должно иметь далеко идущие последствия не только для международной политической жизни, но и для меня лично.

Петров прервал ход моих мыслей. - Ты знаешь, что эти ублюдки из посольства сотворили мне на прошлой неделе ? Шифровальщик Христобородов и первый секретарь Вислых вскрыли мой рабочий стол. Они взломали замок и осмотрели содержимое всех ящиков, обнаружив там документ, который, согласно правилам, там нельзя было хранить. Документ был малозначительный, но тот факт, что его там обнаружили, был достаточен для того, чтобы меня по возвращении в Советский Союз приговорили к десяти годам исправительных работ. Они также вскрыли столы Кислицына и Платкайса. В столе Кислицына они ничего не нашли, а в столе Платкайса тоже обнаружили кое-что из того, что там нельзя держать. Бедняга очень переживает.

- Вам теперь уже в любом случае не о чем переживать, - сказал я. - У вас впереди хорошие времена, Владимир. Вы сможете вести такой образ жизни, какой захотите. Только представьте себе Платкайса. Как он себя сейчас ощущает? Он не может перейти на Запад, так как его жена и дети находятся в Советском Союзе. В то же время он знает, что по возвращении домой ему придется расплачиваться за свою ошибку.