Пабло Де Сантис - Философия и гуманитарные науки

Брук снял очки и протер воспаленные глаза. Над столом плыло облако дыма.

— Вы опять будете трубку курить?

— Да… Вам мешает, доктор?

— Мне мешает. Все так запутанно, а тут еще ваша трубка. — Брук посмотрел на классную доску. Совершенно пустую, без всяких надписей. — Я думал, что все будет просто. Пару часов, и все. Но тут столько неясного.

— Тут все ясно… Вот эти двое, они специально все запутывают, — сказал Конде, указав на нас с Трехо. Его пугали сомнения Брука. Он был уверен, что нас осудят без всякого разбирательства.

— Неясность, неясность… Мы блуждаем в потемках, профессор Конде. Тут есть человек, который еще не выступал. Может быть, вы что-нибудь проясните?

Новарио посмотрел в сторону президиума, на Конде, на нас.

— Мне нечего сказать.

— Вы как-нибудь зависите от Конде?

— Я наблюдаю за событиями со стороны.

— Храбрец, — сказал вполголоса Трехо.

— Я не являюсь сотрудником вашего факультета. Я — приглашенный профессор и не хочу вмешиваться во внутренние дела университета, в котором я не работаю постоянно. — Он посмотрел на часы. — Кроме того, мне пора идти. Прошу меня извинить…

— Вы ничего не скажете? Вас обвинили в том, что вы заговорщик, — сказал Новарио.

— Это все в прошлом. Сейчас меня волнуют другие проблемы. Прошу прощения, если я побеспокоил вас, доктор Конде. Но сейчас я должен уйти.

Новарио колебался, не зная, должен ли он попрощаться с Бруком и Дюпре за руку. Он не осмелился посмотреть в нашу сторону. Он покинул зал, и в течение двух минут все молчали.

— Мне нужно позвонить, — сказал Дюпре, подавляя зевок.

Брук посмотрел на часы. Было уже десять тридцать вечера.

— Сделаем небольшой перерыв. Глотнем свежего воздуха.

Первым вышел Дюпре. Конде вышел за ним. Брук приблизился к нам.

— Вы, случайно, не родственник профессора Коралес де Миро? — спросил он меня.

На мгновение я задумался, сказать ли правду.

— Это моя мать. Вы с ней знакомы?

— Однажды у нас была стычка. Очень давно.

— А что случилось?

— На следующий день меня исключили из университета.

Мои руки, как будто по собственной воле, сделали извиняющийся жест.

— Не беспокойтесь, Миро. Это во времена трагических героев вина отцов возлагалась и на детей. Сейчас уже нет.

Брук вышел из аудитории. Мы слышали его шаги по лестнице.

— Четвертый антракт. [15] Классические трагедии обычно состоят из пяти актов. Четвертый (последний) антракт предшествует последнему акту, где происходит развязка. Чем все закончится, интересно? — спросил я.

Мы с Трехо вышли прогуляться по подвалу.

— Я не думаю, что сегодня что-то решится. Мы еще немного поспорим и отправимся спать. Дюпре заинтересован в том, чтобы закрыть дело как можно скорее — чтобы не компрометировать Конде еще больше. Конде — один из его союзников на факультете. Брук же, напротив…

Подвал был едва освещен. В глубине царила полная темнота. Закрытые двери, аудитории, коридоры. Мы говорили о справедливости, еще не зная о том, что наше судебное разбирательство не будет значить абсолютно ничего. Здесь не играло никакой роли ни мнение Брука, ни мнение Дюпре, ни доказательства сторон, ни прения, ни даже приговор. Уже начался другой — подлинный — суд, и все здание превратилось в зал его заседания.

Подземелье тонуло в темноте, скрывавшей аудитории, книжные хранилища, закрытые двери. Мы шли по коридору, который сворачивал, увлекая нас в царство теней.

Когда я учился на младших курсах, по институту ходили легенды о «сокровищах», что хранятся в подвале: пятьсот электрических плиток, конфискованных в каком-то министерстве после военного переворота; бомбардировщик без вооружения, единственный экземпляр вышедшей из употребления модели; секретная библиотека с книгами, запрещенными в тот или иной период различными правительствами; коллекция черепных коробок знаменитых людей. Я открыл дверь и обнаружил лестницу, что вела вниз.

— А что там, внизу?

— Туннели, — сказал Трехо. — Два года назад группа студентов-археологов сделала одно небольшое открытие. Здание факультета является одним из ключевых пунктов сети туннелей, что проходят под старым городом. Раньше здесь был фешенебельный отель для знатных иностранцев. Среди услуг, предлагавшихся постояльцам, был и доступ к секретным выходам к местам тайных свиданий для лиц, избегавших прессы или прибывших в страну инкогнито. Маленький, похожий на игрушечный, локомотив тащил два открытых вагона, которые развозили пассажиров по подземным туннелям к двум выходам. Я видел фотографию этих вагонов, они похожи на кабинки американских горок, но с сиденьями из красного бархата.

Я посмотрел на часы. Прошло уже больше получаса, но никто не вернулся в аудиторию. Коридор, который уводил нас все дальше и дальше от освещенной зоны, начал меня беспокоить. Я предложил Трехо вернуться и поискать остальных. Входные двери были закрыты. В центре холла стояли и спорили Конде и Брук.

— Вы декан этого факультета, доктор Брук. Если вы нас пригласили сюда, вы должны были предварительно убедиться, что все функционирует нормально, — раздраженно проговорил Конде.

— Я редко сюда захожу, в это здание. Я собрал вас здесь, чтобы избежать гласности. Что, кстати, в ваших же интересах.

Трехо спросил, а что с боковыми дверями.

— Все закрыты на ключ. Как только вышел Новарио, кто-то запер все двери.

— А Дюпре? — спросил я.

— Он пошел позвонить по телефону.

Дюпре появился из глубины коридора, лицо у него было унылое.

— Я нашел четыре телефона, но ни один не работает.

— Не могу в это поверить, — сказал Конде. — Нас заперли здесь, лишив возможности связаться с внешним миром? Кто руководит этим факультетом?

— Не беспокойтесь, — сказал Трехо. — Здесь есть ночной сторож. Пойду поищу его.

Трехо буквально взлетел вверх по лестнице и исчез из виду. Несмотря на поздний час, продолжительное заседание и наше двусмысленное положение, его переполняла энергия.

— Я так думаю, что никто уже не хочет продолжить слушание, — сказал Брук.

Конде с досадой отмахнулся. Усталый Дюпре протер глаза.

— Поэтому, если нет возражений, я переношу заседание. Дату и время назначим потом.

Никто не возражал против такого решения. Заседание, кстати замечу, так и не было возобновлено, и единственным воспоминанием, оставшимся от той встречи, стал текст, который я только что написал.

Дюпре продолжал бродить по первому этажу в поисках телефона, но все административные помещения были закрыты на ключ.

— Мне надо было кое с кем встретиться, и теперь я не могу его предупредить. — Он посмотрел на часы. — А если ночного сторожа нет? Мы что, останемся здесь на всю ночь?