Пабло Де Сантис - Философия и гуманитарные науки

Я решил быть оптимистом.

— В любом случае мы отсюда выйдем. Должен же работать хотя бы один телефон.

— Линии обрезаны, двери закрыты. Вам не кажется, что слишком много случайностей? — спросил Конде.

— Всякое в жизни бывает, — ответил Брук. — Не стоит во всем видеть заговор. Обычные неполадки.

— Нет, я знаю, чьих это рук дело. Неужели вы не понимаете? — Конде говорил обо мне и отсутствующем Трехо. — Это они все подстроили.

Он подошел поближе к Бруку, чтобы я его не слышал. Но в здании было так тихо, что я все равно слышал их разговор.

— У Трехо дьявольский ум. Мы попались в его ловушку. Он хочет нас запугать. И в особенности — меня.

— Он неплохой человек, — защитил Трехо Брук. — Иногда у него бывают заскоки, и идеи приходят странные, но он никому не причинит зла.

— Скоро мы увидим, кто прав. А вот скажите, пожалуйста, почему он до сих пор не вернулся? Вы верите, что он на самом деле пошел искать сторожа?

Брук посмотрел на меня, словно хотел убедиться, что я знаю ответ на этот вопрос.

— Пойду посмотрю, где он там, — сказал я.

— Я пойду с вами, — сказал Дюпре.

— Конде, дайте мне ключи от кафедры. Я проверю, работает ли телефон.

Конде заколебался, а потом отдал ключи Дюпре.

— Благодарю за доверие, — сказал я.

— Не оставляйте его одного ни на секунду, — предупредил Конде Дюпре. — А то он сбежит, как сбежал Трехо, через известную только им дверь. А мы останемся тут умирать от холода до завтрашнего утра.

Мы оставили Брука и Конде на первом этаже. Брук нашел стул и, забыв обо всех, начал насвистывать танго, мотив которого преследовал меня всю дорогу, пока мы поднимались по лестнице.

Второй этаж был освещен. Мне показалось, что я услышал какой-то шум наверху.

— Трехо, — закричал я. — Куда вы подевались? Никто не ответил.

— Вы доверяете своему другу? Вы не думаете, что он шутит с нами? — спросил Дюпре.

— Вероятно, он ищет ночного сторожа на пятом этаже, — ответил я. На самом деле я очень надеялся, что это не так, и он не ходит там в одиночестве, среди этих проклятых бумаг.

— Откуда эта вода? — Дюпре с неудовольствием посмотрел на свои дорогие замшевые туфли, которым сейчас угрожал грязный поток, стекавший по мраморной лестнице. Он тащил с собой обрывки бумаги и кусочки земли.

— Две недели назад факультет залило. Труба лопнула. Здесь повсюду протечки. В тот день приходил водопроводчик, но он сказал, что работать на пятом этаже невозможно.

— Подумать только, у меня назначена встреча, которую я так долго ждал, — вздохнул Дюпре. — Это была бы чудесная ночь. И посмотрите, где я оказался. Сходи туда ненадолго, сказал мне министр, это займет час, не больше. Час! Уже полночь, холодно, и мы заперты в здании.

— Даже министр заинтересовался этим делом?

— Как видите. Когда мы выйдем отсюда, у вас и у Трехо будут крупные неприятности. Вам не стоило связываться с Конде. Даже Брук не сможет вас спасти.

Мы поднялись на третий этаж. Тут было темнее. Возле лестницы стоял стол со сломанной ножкой. Его поставили здесь два месяца назад в надежде, что кто-нибудь его починит. Дерево вздулось от воды. Я видел этот стол ежедневно, но сейчас он выглядел каким-то другим. Ночью самые обычные вещи превращаются в призраков из другого мира.

Я остановился и прислушался в надежде услышать шаги или голос Трехо, но услышал лишь шум воды, что стекала по этажам через дыры в потолке. Здание превратилось в клепсидру, капли которой отсчитывали секунды, остававшиеся до конца отведенного нам срока.

Коридор, что вел к кафедре, был затемнен, но в конце горел свет. Свет в конце темного коридора всегда кажется гостеприимным. Я снова позвал Трехо, но он не ответил.

Что-то испугало Дюпре, он издал сдавленный крик и попятился назад. Я опустил глаза и увидел неподвижного Трехо, лежавшего на спине на полу. Возле его головы расплывалось кровавое пятно.

Меня как будто парализовало. И это был даже не страх, а что-то сродни тому глубокому замешательству, которое испытывает человек, просыпаясь в незнакомом месте. Дюпре перегнулся через перила лестницы и принялся звать Конде и Брука. Я наклонился над Трехо, встав на одно колено прямо в воду, и услышал, что он дышит. Левая сторона его головы, где была рана, начала опухать. Вода смывала кровь.

Я слегка повернул голову Трехо и потащил его за ноги к ответвлению коридора, ведущего к кафедре, который пока еще не был залит прибывающей водой.

— Что случилось? — спросил Брук.

— Вероятно, ночной сторож принял его за злоумышленника и напал на него, — сказал Дюпре.

— Этого не может быть. Где же тогда ночной сторож? Почему он скрылся?!

Никто из них не помог мне вытащить Трехо из воды. Даже если он оправится от удара, он может умереть от воспаления легких. Они стояли на лестнице, вглядываясь в темноту наверху, но эта темнота хранила свои секреты и отказывалась давать хотя бы какое-нибудь объяснение.

Я положил Трехо в коридоре на деревянном полу и еще раз попытался привести его в чувство, но он оставался лежать без сознания, холодный и безучастный.

Брук высунулся в лестничный пролет и прокричал, глядя вверх:

— Я декан! Здесь есть кто-нибудь?

Мы, все четверо, затаили дыхание.

— Кажется, я слышу шаги, — сказал Дюпре.

— Подозреваю, что это Новарио, — сказал Конде. — Мы же не знаем, на самом деле ушел он из здания или нет.

— Новарио? А разве вы не купили его молчание? — враждебно поинтересовался я.

— Вы по-прежнему считаете, что я — убийца, несмотря на то, что сейчас произошло?

— Я уже не знаю, что и думать, — признался я.

— Не забывайте о старом соперничестве между Новарио и Гранадос. Вы не забыли, как они оскорбляли друг друга на этом псевдоконгрессе? Я думаю, Новарио убил Гранадос, Трехо об этом узнал и…

— Отложим эту дискуссию, — перебил Конде Брук. — Откройте мне вашу кафедру, там есть телефон, и мы вызовем «скорую помощь».

— И полицию тоже, — добавил Дюпре.

— И пожарных, чтобы поднять лестницу на верхние этажи, — попросил Конде.

Я хотел тоже что-нибудь добавить, но обсуждение закончилось. Дюпре протянул мне ключи; мне было доверено открыть дверь кафедры.

Я пошел по коридору, сначала — быстро и решительно, но по мере того, как я приближался к двери, мои шаги становились все менее уверенными. Это место, бывшее частью моей повседневной жизни, теперь стало для меня таким же чужим и незнакомым, как поверхность Луны. Я шел первым. Остальные отстали на пару шагов. Когда я замедлил шаги, кто-то наткнулся на меня сзади и выругался, но я имел все основания быть осторожным: дверь кафедры была приоткрыта, внутри горел свет.

— Новарио ворует книги, — закричал Конде. Он попытался меня оттолкнуть и войти первым, но по здравом размышлении остался сзади, понимая, что мог ошибиться.