Александр Скрягин - Формула власти

– Знаю. – качнул головой Ефим. – В общих чертах.

– Да и с КАМАЗами у нас то же не все в порядке… – потер подбородок новый хозяин кабинета.

– Сегодня лично наблюдать пришлось… – подтвердил майор.

– Так вот, – кое-кто думает, что это дело рук хозяина Колосовской ликероводки Марата Карабанова… – Якобы, он за сбыт своей водки испугался…

Чечулин снова замолчал.

– А вы по-другому думаете? – заинтересовался майор.

– Нет, не то что бы по-другому, но… – Виктор Михайлович попытался сойти с места, но почему-то завяз.

– Так, вы считаете, Карабанов к вашим неприятностям отношения не имеет? – попытался вытащить его Ефим.

– Понимаете, я думаю, что к поджогу КАМАЗов Карабанов мог руку приложить… – осторожно двинулся в путь Виктор Михайлович. – Основания для этого у него, что ж скрывать, есть… Одно дело – бутылка водки за шестьдесят рублей, а другое дело – за пятнадцать… А спирт в нашем средстве для ванн даже лучше, чем в Карабановской водке!.. И вредных добавок никаких нет… Если, кто вам другое говорит, – не верьте! Чистый спирт марки «Люкс»! Несколько миллиграмм отдушки для запаха и все… Видите, Ефим Алексеевич, я с вами полностью откровенен… Но вот, что касается Бориса Петровича, тут совсем другое дело…

Чечулин снова замолчал.

– Другое дело? – тащил клещами слова из собеседника майор.

– Совсем другое… Да. – кашлянул хозяин кабинета.

Он резко выдохнул воздух и сказал, будто нырнул в холодную воду:

– Короче говоря, Борису Петровичу угрожали.

– Кто угрожал?

– Один человек угрожал. Некий Контрибутов… Местный бездельник…

Виктор Михайлович двигался по руслу беседы тяжело, будто вез на себе самом ящики с «Миленой».

– И что этому Контрибутову от вас было нужно? – стал помогать рассказчику майор.

– Да, тут вот какая история… – повел плечами, будто поежился Чечулин. – Два месяца назад этот Контрибутов встретил нас с Борисом Петровичем у входа в офис, и начал требовать, чтобы Сабаталин свернул производство «Милены» в Колосовке… Дескать, мы народ спаиваем и все такое… Как будто народ без нас не пил! Да, так вот, этот Контрибутов сказал, что если Бориса Петрович его не послушает, через неделю у него ровно на сутки пропадет слух… Сабаталин его, естественно, послал… А через неделю у него на самом деле пропал слух… Оглох совершенно.

– Интересно. – замер в кресле майор Мимикьянов.

– Еще как интересно… – невесело кивнул Чечулин. – Ну, Борис Петрович – к врачам… Те ничего сказать не могут… А через сутки, как и говорил этот Контрибутов, слух вернулся. Ну, тогда Сабаталин, все-таки особого значения этому не придал… Дело в том, что он накануне грипповал сильно… Подумал, что от этого. Какое-нибудь особое осложнение на уши получилось, А слова Контрибутова этого, – так, случайное совпадение… А через некоторое время этот интеллигент снова нас подкараулил и свою бодягу затянул, дескать, спаиваете народ… Опять Борису Петровичу пригрозил, что, если он не закроет предприятие, то на сутки ослепнет… И снова дал неделю сроку…

Виктор Михайлович наполнил свою рюмку и рывком отправил ее в рот.

– Через неделю Борис Петрович ослеп… – тихо произнес он. – Полностью. Ничего не видел. Ни-че-го! Мы его в больницу. Врачи ничего сказать не могут. Вроде все в порядке, а Борис Петрович в темноте! Через сутки зрение вернулось… Мы этого Контрибутова искать… А он и сам нашелся… У входа в офис нарисовался и предупредил, что дает на размышление два дня. Если не закроемся, то Борису Петровичу будет очень плохо. А, что конкретно, не сказал… Мы его задержать решили и допросить, как следует, что это еще за фокусы такие? Но это вечером было, уже темно, ускользнул он как-то, собака… Как сквозь землю провалился! Борис Петрович тогда даже заявление в милицию написал. Ну, вы знаете, что после случилось… Борис Петрович память потерял. Не помнит ничего… Самого себя назвать не может… Никого не узнает… Такая вот история.

Виктор Михайлович замолчал, вскинул взгляд на Ефима и тут же увел его в окно.

– Да, уж, история… – задумчиво протянул Ефим.

– Что, не верите? – мрачно усмехнулся хозяин кабинета.

– Не то, чтобы не верю… – помедлив, произнес Ефим. – Но, согласитесь, Виктор Михайлович, все, что вы рассказали, звучит не обычно… Мягко говоря.

– Я и сам бы не поверил, если бы мне еще месяц назад кто-нибудь такое рассказал… – обмяк лицом Чечулин.

– Ну, а милиция, что говорит? Контрибутова они нашли? Побеседовали с ним? – спросил Ефим и, переменив позу, оперся подбородком о сцепленные в замок ладони.

– Нашли. Тут он, на пожарном поезде живет… Побеседовали… Не признается ни в чем, сволочь такая! Ничего, дескать, не знаю! Я – не я! И хата не моя! Говорит, угрожал в сердцах! А к остальному отношения не имею! Что говорит, разве я волшебник, чтобы людей глухими и слепыми по своему желанию делать?

В кабинете Председателя Совета директоров акционерного общества «Флора» повисло молчание.

– Ну, а что вы от меня хотите, Виктор Михайлович, а? – наконец, спросил майор Мимикьянов.

Чечулин сидел, уткнув взгляд в стол. Втянув носом воздух, он медленно поднял глаза на Ефима и произнес глухим, совершенно не своим голосом:

– Остановите его, Ефим Алексеевич. Остановите Контрибутова!

Майор всмотрелся в лицо совладельца «Флоры».

Не было в его глазках твердости.

А было там совсем другое.

Страх.

Вот что увидел майор Мимикьянов в шарикоподшипниковых глазах гражданина Чечулина.

Майор Мимикьянов покинул бывшую башню излучений в задумчивости.

Он отклонил предложение исполняющего обязанности Председателя Совета директоров акционерного общество «Флора» Виктора Михайловича Чечулина отвезти его к дому руководителей Института.

Майору хотелось прогуляться и подумать. Разговор с Виктором Ивановичем произвел на него тяжелое впечатление. Оправдывались самые худшие его предположения.

Неторопливо шагая по ночной Колосовке, Ефим приблизился к черной немой крепости Института. Огибая его огромное тело, он почувствовал, как на него повеяло влажной свежестью. Он повернул голову и увидел, что метрах в ста от него плавает на черной воде слоистая лунная дорожка.

Там лежало маленькое озеро.

Его берег, обращенный к Институту, был отсыпан белым песком, а к противоположному краю подступала небольшая сосновая рощица – реликтовый остаток давно минувших геологических эпох. Хвойный оазис в минувшие годы являлся любимым местом прогулок сотрудников Института.

Летом, в первой половине дня солнце, поднимающееся над сосновыми вершинами, било прямо в окна лабораторий.

Пологий склон между озером и Институтом был до краев заполнен синими солнечными лучами. Короткая трава лоснилась и курчавилась от удовольствия, а две росшие на склоне яблони-дички отбрасывли позади себя длинные тени, в сравнении с которыми сами деревья казались игрушечными.