Александр Скрягин - Формула власти

Городовиков раздумывал, прихлебывая чай.

– Ну, хорошо! А от меня-то ты что хочешь? – наконец, спросил он.

– Поговори с Чечулиным! Объясни ему, что Карабанов здесь не при делах!

– А что ж ты сам с Чечулиным не поговоришь? – искоса взглянул на Карабанова комендант. – Вот сам ему все и объясни!

– В том-то и дело! – шлепнул губами Марат Матвеевич. – Хотел я с ним поговорить! Отказывается он со мной встречаться и все! – он вздохнул и поморщился. – По телефону сказал, что мстить будет!

В башне повисло молчание.

Ефима насторожился. Ему показалось, что за дверью кто-то стоит. Шуршит и переступает с ноги на ногу. Он прислушался. Но, ничего не услышал. Только негромко стучал колесами, идущий мимо поселка поезд.

Конечно, шуршание ему могло и померещиться, решил майор. После всех событий сегодняшнего дня в этом не было бы ничего удивительного.

Владимир Иванович отхлебнул чай, откусил пирожок, прожевал и сказал:

– Ну, допустим, я поговорю с Чечулиным. Допустим. И что, думаешь, он мне поверит? Я уже знаю, что Чечулин мне скажет. Он скажет, а кто же тогда все эти пакости творит, если не Карабанов? Ну, и что я ему отвечу?

– Как что? Скажешь, как есть на самом деле! – рубанул рукой по воздуху Марат Матвеевич.

– А как на самом деле? – с интересом спросил бывший начальник Марата.

– А то ты не знаешь? – хмыкнул директор ликероводки.

– Нет. – пожал плечами Владимир Иванович.

– Хорошо! Тогда я тебе скажу, кто это все устраивает! – придал многозначительное выражение своему лицу Карабанов.

– Скажи! Просвети меня. – откусил пирожок Городовиков.

– Одна стерва, хорошо тебе известная!.. – притушил голос Марат Матвеевич. – Гарна дивчина! Галей Стороженко зовут. Ты, Ефим Алексеевич уж не обижайся за нее! – повернулся к майору Карабанов. – Знаю, ты с ней, вроде как, в Институте дружил! Но, что правда, то правда! Скрывать не буду! Вот уж кому, «Флора», действительно поперек горла встала! Вот уж кому, действительно, Борис Петрович мешал!

– Больше, чем вам, Марат Матвеевич? – вступил в разговор майор.

– Конечно, больше! Конечно! – ударил ладонью по подлокотнику кресла Карабанов. – Мне-то что! Я водкой в десяти районах торгую! Ну, пусть, в Москаленках или в Бородянске «Флора» мне мешает! Так это для меня – ерунда! Мелочь! В остальных районах как пили мою «Колосовскую», так и пьют!

– А я слышал и на севере области «Милена» появилась… О пригородных районах, уж и не говорю! – почти наугад произнес майор. О том, где и как продается «Милена», он до сегодняшнего дня и не слышал. Но не ошибся. Попал в десятку.

– Ну и что из этого! – прямо-таки взвился Марат Матвеевич. – Что из этого? Ну, пусть в нашей области эта «Милена» колосовскую водку потеснит, пусть! Раз наши граждане не понимают свою пользу, пусть травятся, язву с импотенцией зарабатывают! Меня этим не убьешь! Я скоро в Тюменскую область литраж грузить начну, тогда мне вообще никакая «Милена» не страшна будет!

– Так уж и не страшна? – подзадорил директора Ефим.

– Нисколько! А вот Гале Стороженко очень даже страшна! У нее магазины только в трех ближних районах… А Сабаталин-то во всех этих районах тоже свою гигиену продает! И не через ее продуктовые магазины, а через хозяйственные, да через киоски «Роспечати!» У «Галины» за счет снижения продажи виноводочных изделий товарооборот раза в два упал! Вот кому, на самом деле, «Флора» мешает! А не мне!

На этих словах Карабанова дверь распахнулась и на пороге выросла скульптурная фигура Галины Васильевны Стороженко.

Директор ликероводочного завода замер с застрявшими на губах словами.

– Ну, спасибо тебе, Марат, на добром слове! Спасибо, дорогой! – громко произнесла Галина. – А я-то, дура, сама хотела к Чечулину идти, тебя отмазывать! Спасать тебя, идиотка, собралась! Ведь все мне говорили, какой ты, Маратик, подлец! А я тебя еще защищала! Говорила, да, дескать, умом не блещет, зато сердцем чист! Какой там чист! Грязное у тебя, Марат Матвеевич, сердце! Подлое! Как у Иуды!

– Да, подожди, Галя! – облизал толстые губы Карабанов. – Ты ничего толком не слышала, а кипятишься!

– Все я слышала! Я десять минут за дверью стояла! Мерзавец ты, Карабанов, и негодяй! Господи, а что еще можно ожидать от недолеченного алкоголика? – спросила Галина Васильевна неизвестно у кого.

– Галя, зря ты так… – голосом несправедливо обиженного человека протянул директор.

– Галина Васильевна, может быть чайку? – попытался на правах хозяина разрядить обстановку Городовиков.

– Ефим, – не отвечая ему, обратилась Галина Васильевна к Мимикьянову. – Прошу тебя, проводи меня! Я не могу находиться рядом с этим человеком! – презрительно кивнула она в сторону Марата Матвеевича.

Директор ликероводки поджал свои мощные губы и молча смотрел в стол перед собой.

Мимикьянову очень не хотелось подниматься с удобного продавленного кресла и снова выходить в мир, где за Викулом Контрибутовым охотились разные люди.

Но он сделал героическое усилие над собственным организмом и встал с кресла.

Ночь была насыщена электричеством.

Возможно, где-то над степью собиралась гроза. Но здесь в Колосовке небо над головой оставалось безоблачно звездным.

Ефиму показалось, что насыщающие воздух электрические разряды даже покалывает кожу.

Видимо, Галина почувствовала то же самое. Она как-то зябко провела ладонями по обнаженным выше локтей рукам, хотя было тепло.

– Замерзла? – спросил Ефим.

– Нет. Так что-то… Нервы! Мерзавец этот меня расстроил! За счет меня решил перед Чечулиным оправдаться! Негодяй! А я уверена, все это – его рук дело! И Сабаталин и сгоревшие машины!

Майор Мимикьянов ничего не сказал, предложил женщине руку, и они пошли в ночь.

– Ты домой?

– Ну, да!

– А чего без машины?

– Да уж в гараж поставила… Никуда из Колосовки ехать не собиралась. А тут куда ездить-то? Двигаться надо больше, а то уж в юбки не влажу!..

– Да уж не наговаривай на себя! На тебя хоть спереди, хоть сзади взглянуть приятно.

– Правда? – посмотрела ему в глаза Галя Стороженко.

– Тебе легкая полнота даже идет!

– Врешь, обманщик! Знаю я тебя!

– Ну, когда я тебе врал? – притворно обиделся Ефим.

– Всегда! – засмеялась Галя и, словно бы, ненароком, прижалась к нему круглым теплым плечом.

Ночь свежо дышала созревающими колосовскими огурцами и стучала идущими сквозь нее составами.

Они поднялись на виадук и остановились у его гладких перил.

Перед ними блестел огнями вокзал, а позади высился черной громадой Институт. Света на его этажах не было. И только в комендантской башне горели лимонным светом высокие бойницы окон.

– Ефим, ты, наверное, сердишься? – спросила Галина.