Валерий Тимофеев - Роман О Придурках

— Да знаю я, знаю! Чего ты мне одну песенку поешь? Лучше поделись…

— Я с тобой мало делюсь?

— Ты со мной делишься? Ты с прокурором области делишься, с генералом кагэбэшным делишься. А мне крохи остаются.

— Я виноват, что у них такой аппетит?

— Ты не считал, сколько ты обманутым тобой акционерам должен?!

— А чего вдруг ты спрашиваешь?!

— Да мне Сережка Снимайкин листочек один преподнес. С цифирьками. По его выходит, и говорить-то стыдно! Тебе, чтобы все вражеские глотки заткнуть, сорок пять лимонов надо отдать говорунам и демонстрантам. Ты жмотишься, и, чтобы конфликт загасить, вдесятеро больше в ненасытные глотки всунул уже. И конца-края борьбе вашей не видно.

— Откуда у Снимайкина цифры берутся? Он давно к тебе в министры перебрался, от города оторвался.

— Он-то перебрался, но, вспомни, кто у него в друзьях был, а? Ты себе команду собираешь по принципу личной преданности, жополизов, а он по уму.

— Врет он! Мой Мальков мне подробный доклад…

— Погодь-ка, — бесцеремонно перебил его Губернатор.

Он потянулся из кресла, достал с приставного столика кожаный портфель. Порылся во вместительном нутре его, бросил на обеденный стол фотографию. Глянцевый снимок заскользил по столу, вращаясь, как попрыгастый фигурист на льду. Генеральный подхватил его, не дал упасть.

— Что за дворец?

— Новый дом твоего Малькова. По оценкам риэлтеров и спецов наших, обошелся ему в два миллиона долларов. И это без обстановки! Мебель заказал в Испании, сантехнику в Англии, аппаратуру в Японии. Кафель в Италии по индивидуальному дизайну делают. Какой он у тебя оклад получает? А? Хватит ему или занимать придется? А, может, еще разок тебя обдурит, и перекроет все расходы?

— Погоди… погоди…

— А это, — вторая фотография выполнила на столе тройной Аксель, — его вилла в Испании. Он тебя не приглашал на новоселье?

— Не-а…

— Вот, наглец! Посмотри-ка сюда! Все твои первые и остальные замы за столом. И даже Андрей Андреевич Холодный тут, собственной персоной.

— Откуда у тебя?

Губернатор пропустил вопрос мимо ушей.

— Твой Мальков тебе выдуманные страшилки рассказывает, чтобы с тебя свои десять процентов снять. Врет он тебе. И Эдиссон Балалайкин врет. Ему в столице место приготовили… за спиной твоей. Сказать где? Или сам догадаешься? Вот он и решил, в сговоре с Мальком, подоить тебя напоследок.

— А кто Снимайкина информирует?

— А кто твои акции в цене за полгода вдесятеро поднял? А?

— Кто?

— Ты мне еще прошлым летом клялся, что акции больше ста долларов и через пятилетку стоить не будут. Было такое?

— Ну… мне…

— Бабки зажилить надумал? Нас кинуть?

— Что вы такое говорите, — испуганно перешел на "вы".

— Я тебе говорил, засранцу? что через год пятьсот долларов будет цена!?

— Я когда твои слова своим аналитикам передал, они мне в глаза рассмеялись…

— И сейчас смеются? А? И до сих пор у тебя работают?

— Ну… я не знаю… мне как-то…

— Тупорылые они у тебя, ой какие тупорылые! Прикинь теперь, во сколько тебе их тупорылость вылилась. Сказать, а?

— Во сколько?

— На сегодня в миллиард триста. Это не только твои, это и мои потери! Город, комбинат, область их не получили! Еще столько же ты потеряешь от айпио. Но самое страшное не в этих потерях. Деньги они что? Тьфу! Даже такие большие! Самое страшное, — это тупость. Если бы ты этого аналитика к себе взял, и платил бы ему больше, чем всей твоей своре вместе взятой, нам не пришлось бы снег этот в июле по лыжне рассыпать, с лопатами и метлами шестерками бегать, и дрожать как осиновый лист на последнем в нашей жизни ветру.

— Так почему он не на меня работает?

— Потому что дурак ты! Я только что объяснил: на тебя жополизы работают. Умных они боятся, подальше держат. Да и ты сам умных боишься. По старинке живешь, по партийному. А на дворе-то давно век новый наступил.

— Чего я не так делаю? Если такой умный, научи!

— Да, да, давай, детка, еще немного, а-а!..

МРАМОРНЫЙ ЗАЛ

Губернатор выдохнул, тонко пискнув, сдулся, как воздушный шарик, в котором дырка образовалась. Руки упали на теплый плед, укрывающий бледно-синие ноги, веки сомкнулись под тяжестью выцветших ресниц. Всякий интерес к разговору, да и к жизни в нем угасал фитильком на мизерном огарке свечи.

Медсестра выпорхнула из-под пледа, вытерла тыльной стороной ладони влажные губы. Едва заметным движением руки поправила сбившийся парик.

— Спасибо, дочка, — поблагодарил ее еле слышным голосом. Посмотрел на Генерального.

— Нет-нет, я не могу… ты же знаешь…

— А зря! Лучшее лекарство от твоей хвори, между прочим. Ну, да, как хочешь. А я потом повторю. Ты, дочка, далеко не уходи, проводишь меня… потом…

Он прикрыл глаза и минут пять лежал неподвижно. Только пальцы левой руки подрагивали в такт дыхания.

— Если живыми отседова вернемся… поклянись, — не разлепляя век, зашептал, — полцарства отдай, а найди парня этого и в лучшие друзья себе назначь. Отбери его у супостатов…

— Мы выйдем живыми?

— Боюсь, что нет.

— Даже если я Ему метизный холдинг в откуп отдам?

— Сейчас твой холдинг не более чем лакмусовая бумажка.

— Как это?

— Возьмет, есть шанс продолжить торги.

— А ну как не возьмет? — испугался собственной догадке Генеральный.

— Ну что ж, тоже хорошо. Тогда нам кранты.

— Чего ж хорошего?

— В неведении жить надоело, — устало и отрешенно заговорил Губернатор. — Страшно мне в подвешенном состоянии жить. Каждый день ждешь какой-нибудь гадости.

— И ты тоже? А какой?

— Или дело возбудят. Или на ковер вызовут. Или и по мою душу ОН придет…

— Который ОН?

— Который список тот убиенный составлял и судьбы наши наперед лучше любой цыганки предсказывал.

— Знаешь, а я ведь тоже в том списке значусь.

— Я чего смекаю. Списки эти… По ним убирают, но как-то странно.

— Ну да, не по порядку.

— Да погоди ты! О другом я говорю.

— Так разьясни!

— Странно убирают. Хоть ты в первой десятке, хоть в последней, но, пока ты с командой П-та дружен, тебя не трогают. Как только поссорился, или задвинули за ненадобностью, готовь деревянный ящик.

— Ты думаешь, это они сами нас?..

— Ну, не совсем чтобы сами. Но то, что с их согласия.

— Как бы его… задобрить бы… и узнать бы, в фаворе мы еще, или уже п…ц?

— Откажется П-т от подношения, значит, определился. Все у тебя забирать намерен. Судьбы наши — моя и твоя, благополучно разрешены. Самое лучшее, если меня просто на пенсию…

— А меня?

— Что? Сам не догадываешься?

— К Ходорку? Но я же для него… я же ему…

— "Потерявши голову по волосам не плачут".

— Я тут вот о чем подумал… — Генеральный подошел вплотную и зашептал на ухо.

— Сам подумал, или надоумил кто? — перешел на шепот и Губернатор.