Диана Кирсанова - Созвездие Овна, или Смерть в 100 карат

Но я отказался от ее помощи и поволок его сам... По дому и по двору я шел, шатаясь от тяжести его тела. Там, в сарае, Алка раздела его, брезгливо поворачивая это тело своими тонкими, белыми руками, сдернула с него рубашку, кальсоны... Белье снимать не стала - может быть, постеснялась при мне, а возможно, посчитала, что по белью опознать человека не удастся. К снятым вещам она присоединила принесенные из дома франтоватый френч и ботинки убитого нами адвоката. Одежду она скатала в узел (что стоило мне тогда вспомнить о том, другом узле, с одеждой моей матери, который в ночь похищения я забросил в погреб, не заметив, что одна туфля вывалилась и упала на пол сарая! - но я не вспомнил) и бросила рядом с телом.

- Сегодня уже поздно - скоро рассвет. Эти ночь и день пусть он лежит здесь, - сказала она мне, забрасывая тело тряпками и париками, которые извлекла из стоявшего рядом же сундука, - а ночью мы вывезем его.

- Куда? - глупо спросил я. Мне вдруг стало страшно. Она посмотрела на меня удивленно.

- Туда, - ответила жена с ударением. - Туда же.

Это значило - туда, в известь.

Мы вернулись в дом. Я думал, что не смогу уснуть в эту ночь - но я уснул, провалился сразу же, как только моя голова коснулась подушки. Мне ничего не снилось - совсем ничего... Один раз в эту мутную пучину сна ворвался яростный лай нашей привязанной во дворе собаки, ворвался - и стих...

А проснулся я оттого, что жена с силой трясла меня за плечо:

- Проснись! Проснись, слышишь? Он ушел!

- Кто?.. - я еще ничего не соображал и силился открыть глаза -они не разлеплялись...

- Тот! Этот... адвокат! Которого ты...

Я рванулся на кровати - и залепил ей пощечину. Она отшатнулась, но я уже стоял рядом с ней и зажимал ей рот:

- Что ты орешь, дура?!

В доме стояла абсолютная тишина - было слышно мерное тиканье ходиков.

Жена моя смотрела на меня не мигая - я опять терял самообладание под этим взглядом.

- Как ушел? - прошептал я, убирая руку от ее губ.

- Так! Его нет... там! Он ушел. Очнулся и ушел. Ты не добил его!

- А собака?

- Пес лаял, лаял под утро - но ты не проснулся! Я сел на кровать - отчаяние охватило меня.

- Что же делать?..

- Послушай, - зашептала Алка, опускаясь на колени рядом с кроватью. - Послушай, может быть, все еще обойдется... Похоже, что он ушел, накинув на себя ту хламиду - помнишь, она лежала на сундуке. Но френч и обувь на нем - те самые, которые я бросила рядом с телом.

- Ну и что?

- А то, что там, в кармане - виски и шоколад... Они отравлены.

Жена смотрела на меня снизу вверх и успокаивающе гладила по руке.

- Как только он захочет съесть конфету...

- А если не захочет?

- Тогда... - она потерлась гладкой щекой о мою руку. - Тогда нам надо найти его, другого выхода нет. Я не думаю, что он пошел выдавать нас - иначе милиция была бы уже здесь. Нет, он будет продолжать шантаж. Вот только цена возрастет.

- Что же делать? - повторил я.

- Я тебе скажу, - тонкие пальцы, скользившие по моей руке, медленно подбирались выше, к предплечью. - Прежде всего наведаться в газету... может быть, он уже сумел побывать там? Ведь в статье обещалось, что расследование будет продолжено! А потом... надо будет убрать свидетельницу... ту, что видела нас в морге... санитарку. Если она еще жива - потому что я тоже угостила ее конфетами, и она взяла коробку... Но теперь мы не можем ждать, она должна умереть немедленно. У нас просто нет другого выхода!

- Ты!!! - Я взял ее голову в ладони и сжал так, что черты ее лица исказились. Но гнев мой отчего-то почти сразу прошел. - Я больше не буду никого убивать, - вымолвил я устало.

Алка глянула мне в глаза - и поняла, что я говорю это всерьез.

- Хорошо, милый, - покорно сказала она, помолчав самую малость, и поднялась с колен. - Отдыхай. Я все сделаю сама.

Она действительно все сделала сама - она даже не рассказывала мне о том, как у нее все это получалось. Но я и сам все знаю. Знаю, что в том же месте, где я брал грузовик, она угнала и старенькую оранжевую «Ниву» - на ней моя жена и совершала свои поездки. Возвращалась она из них всегда очень бледная и молча вытягивалась на диване, глядя в потолок широко открытыми глазами.

Прошло несколько дней - и она исполнила все, что задумала.

- Нам больше нечего бояться, - тихо сказала она вчера вечером.

А сегодня утром ее не стало...

Высокий плечистый человек закончил свой рассказ в полном молчании. Тишину нарушало только сопение следователя Бугайца - он тщательно записывал что-то в свой протокол, хотя включенный диктофон стоял рядом, на столе.

Но мое внимание привлекло не это. Примерно в середине рассказа Ивана Ада резко выпрямилась на своем стуле и гневно заискрила синими глазами - вот что было интересно!

- Все это чушь, в этом нет никакого сомнения! - сказала она, когда Иван наконец замолчал. - Ну просто сказки Шахерезады!

Все мы удивились; но Ада ни на кого не обращала внимания - ни на кого, кроме Ивана:

- Да-да! Ни одному твоему слову не верю! Ни одному!

- Почему это? - ревниво спросил Бугаец, который уже собрался было вписать еще что-то из показаний Ивана Нехорошева в протокол - и даже руку с ручкой занес над бланком.

- Этот человек никого не похищал и не убивал! Алла - да, это уже почти неоспоримо. А Иван - нет. Это очень просто доказать: приметы преступников нам известны, но приметы вот этого человека под них не подходят!

Мы переглянулись.

- Мне кажется, я знаю, как все произошло на самом деле, - продолжала Ада. - Я даже думаю, что первая часть твоего рассказа - сущая правда. Совершенно очевидно, что Алла намекала, а то и прямо говорила тебе: «Руфина может проговориться о том, что вы и Илья - не родные ее дети. Чтобы этого не случилось, надо обезопасить себя, надо ее убить...» Нетрудно догадаться и о том, какие еще аргументы она выдвигала: Руфина достаточно пожила на этом свете, говорила твоя жена, сейчас она постепенно впадает в маразм, в сущности, помочь ей безболезненно уйти - это даже не убийство, а акт милосердия.

Иван смотрел на Аду, не отрываясь; на его небритых скулах играли желваки.

- Но, - тихо продолжила Ада и подалась вперед, чтобы взглянуть арестанту в глаза, - но суть в том, что вы так и не смогли убить свою мать. Когда полвека называешь воспитавшую тебя женщину матерью, кровное это родство или нет - на самом деле уже не имеет значения. Я не знаю, когда именно вы заподозрили, что Алла, устав ждать от вас поступка, сама «устранила» Руфину. Допускаю: как и все вокруг, вы тоже долгое время думали, что старая женщина умерла от сердечного приступа. Когда же вам стало ясно, что Алла ее убила?

Наручники на руках арестанта слабо звякнули; широкие руки закрыли осунувшееся лицо. Мы молчали.

- Она сама сказала мне об этом... - наконец, глухо сказал Иван, не поднимая головы. - Она... была пьяна. Я замахнулся на нее, она закричала... и выплюнула мне все прямо в лицо. Пашка был при этом. Я обернулся к нему, он попятился...