Владимир Кайяк - Следы ведут в прошлое

Они с Беллой поднялись на площадку, солнце вскоре зашло, и все отправились к месту привала. А то, что происходило потом, она в точности рассказала на первом допросе Бредису.

— Так, так, — я покачал головой, когда Кноппе окончила свой рассказ, — вот и верь после этого женщинам! Говорит, что нельзя врать юристам, через каждые три слова повторяет «верьте мне», а сама...

Кноппе не оправдывалась, она сидела, опустив голову, такая утомленная и грустная, что мне расхотелось читать ей нотацию. Расхотелось еще и потому, что в душе я был радостно взволнован: хоть и с опозданием Кноппе только что дала мне в руки новую важную нить, которая, может быть, приведет к разгадке запутанного дела.

Я велел Кноппе подождать меня и прямой дорогой направился к Старому Сому.

Когда я влетел к прокурору, он бросил на меня сердитый взгляд, но тут же, наверное заметив в моем облике что-то необычное, облокотился на стол, подпер ладонями подбородок и проронил:

— Н-ну?

Я быстренько пересказал ему свои новости. Не удержался и от комментариев:

— Считаю, что эти два человека, неожиданно упавшие с неба и находившиеся двадцать шестого июня в самый интересный момент на Пиекунских скалах, и есть недостающие звенья в цепи. Кноппе? Ее роль в событиях тоже стоит под вопросом, особенно если учесть умолчания и искажения фактов в предыдущих показаниях. Кто соврал один раз... Словом, как бы нам теперь не упустить ее из виду? Где гарантия, что она тут же не помчится предостерегать Салу и Расиня?

— М-да! Упускать из виду нежелательно, но и задерживать Кноппе мы не в праве. Подумаем. Вернее, на сей раз подумаю я, именно так — я, а вы возвращайтесь к Кноппе и зафиксируйте ее показания, после чего приведите свидетельницу ко мне!

Составление протокола заняло два часа. Испуганная Визма, повторяя показания, уснащала свой рассказ мельчайшими подробностями и бесчисленными личными комментариями. Когда она, наконец, перечитала и подписала протокол, я отвел ее к Друве.

Пока они разговаривали, я обдумал план дальнейших действий. Затем позвал Лапсиня и велел разузнать, где находится дочка Виты Клейн, все еще в Калниене или где-то в другом месте: тогда, в разговоре со мной, девочка упомянула, что мать решила отправить ее погостить в деревню.

— Понятно, — перебил меня Лапсинь, — если Инты здесь нет, выяснить ее адрес?

— Да. Но Вита Клейн не должна знать, что мы ищем ее дочь. Потом необходимо будет подыскать нейтрального человека, который бы присутствовал при нашем разговоре. Лучше всего — учительница...

— Понятно: предстоит гонка по пересеченной местности.

— Что вы имеете в виду?

— Извиняюсь. Я хотел сказать, что мне нелегко будет раздобыть адрес девочки, — пояснил мой веселый гонщик, — но я сделаю, что сумею, Можете на меня положиться! — и Лапсинь умчался.

Я набрал нужный номер телефона и затребовал все данные на Рейниса Салу и Хельмута Расиня, а также, если возможно, и их фотографии.

Когда я зашел в кабинет прокурора, он как раз строго внушал Кноппе, что она не имеет права разглашать разговор, происходивший в прокуратуре.

Бедняжка опять ревела, и ее крохотный платочек был ей в этом деле плохим помощником. Я предложил свой, и девушка, всхлипывая, прямо-таки вырвала его у меня из рук, громко высморкалась, вытерла лицо, попыталась улыбнуться и сказала:

— Спасибо, товарищ следователь, вы настоящий джентльмен, а? Ваш платок я дома выстираю, выглажу и, честное слово, верну вам.

После ухода Кноппе прокурор опять подпер ладонями подбородок:

— Н-ну! Рассказывайте, как же вы собираетесь вытащить из пруда хитрую щуку? Пока все идет гладко, пожалуй, даже чересчур гладко...

Лапсинь наконец попал в родную стихию. Мотоцикл, вырвавшись из Калниене, мчался по шоссе, мой гонщик показывал, на что он способен. На поворотах он не снижал скорости, с акробатической ловкостью кладя мотоцикл почти набок. На первом же повороте я чуть не вылетел из седла, трюк оказался для меня слишком неожиданным. Теперь я понял, почему Лапсинь при выезде советовал мне держаться покрепче.

Вспомнил я и кое-что другое: еще в начале нашего знакомства я заметил, что у Лапсиня все передние зубы металлические, и про себя подивился, почему это у молодого парня во рту протезы. Только теперь я смекнул, по какому случаю они ему достались.

Словно подслушав мои сомнения, Лапсинь крикнул через плечо:

— Не беспокойтесь, шеф, довезу вас в целости и сохранности! Только держитесь покрепче.

Я промолчал. Рассердился: не показывать же ему, что я боюсь... И все-таки я этому лихачу немножко не доверял.

Именно виражи доставляли Лапсиню наибольшее наслаждение: он старался заострить угол поворота до последней возможности... Мотоцикл вдруг кренился на бок. И в прыжке, изменив направление градусов на девяносто, летел вперед еще быстрее.

Попривыкнув к трюкам Лапсиня, я стал наблюдать их даже с интересом. Ничего не скажешь, чертовски рискованное мастерство, не только устрашающее, но и достойное восхищения.

Мы свернули с шоссе на пыльный белый проселок. По обе стороны открывались прекрасные виды, но сейчас мне было не до них: во-первых, я напряженно старался предугадать, какие еще штуки продемонстрирует дьявольский гонщик, во-вторых, мне слепил глаза синий шлем мотоциклиста. Этот круглый синий мяч невольно приковывал к себе взгляд.

Вокруг нас завивалось густое облако пыли. Мы побелели, как мучные мешки. На ухабах наша машина подскакивала так, будто мы сидели у черта на рогах. Вдобавок Лапсинь совершенно нагло обгонял все грузовые машины, не обращая внимания ни на какие правила и знаки. Ну погоди, парень, это я тебе когда-нибудь припомню. Невообразимо! Милиционер, не соблюдающий правил движения!

Невдалеке от нашей цели Лапсинь неожиданно бросил свой сатанинский экипаж вправо и вдруг круто остановил его в траве на расстоянии поменьше метра от обрывистого берега речушки. В момент остановки я, несмотря на все меры предосторожности, чуть-чуть не перелетел через голову Лапсиня и снова поклялся когда-нибудь припомнить это парню.

Лапсинь оскалил свои металлические зубы в счастливой улыбке и предложил мне с некоторым превосходством:

— Ополоснемся маленько, шеф, а то мы на людей не похожи. В таком виде нельзя показываться в обществе.

Мы спустились к речке. Вода была чистая, быстрая, холодная. Вытряхнув пыль из одежды и выкупавшись, мы немножко полежали в тени кустов, молча наблюдая за плывшими по небу облаками-парусами.

Мы проехали немного дальше к хутору. Он стоял на пригорке — большие, но старые, запущенные постройки, какие сейчас уже редко встретишь.