Владимир Кайяк - Следы ведут в прошлое

Я нарочно старался думать об окрестных хуторах, садах и обо всем, что с ними связано, иначе в любую свободную минуту меня одолевали все более горькие мысли насчет Айи и наших отношений. Эти мысли надо было гнать прочь, они действовали на нервы, делали меня мрачным и рассеянным.

Мы уговорились с Лапсинем: он останется ждать на опушке рощи, у которой мы остановились, я иду к хутору.

Давно не случалось мне бывать в таком тихом, забытом богом захолустье, вдали от городского шума и суетни. Здешние звуки, казалось, не нарушали тишины, напротив, от них она становилась еще более ощутимой: где-то сонно тявкнула собака... запел петух... замычала корова на выгоне...

Неподалеку от хутора я остановился. Во дворе стояли сельскохозяйственные машины, плуги и бороны. Около одной из косилок играли дети: двое мальчишек-сорванцов и две девочки с косичками. Та, что повыше, с бледным, еще не загоревшим на солнце личиком, была Инта, ради которой я забрался в эти края. С детьми разговаривала молодая женщина, местная учительница, которую Лапсинь попросил присутствовать при нашем разговоре. Она взяла Инту за руку и повела ее к реке. Как только они оказались вне поля зрения остальных детей, я вышел на тропинку и поздоровался с ними.

— Здравствуйте... А вы здесь как очутились? — прошептала девочка, глядя на меня широко раскрытыми глазами. Судя по ее лицу она больше обрадовалась, чем удивилась.

— Где бы мы могли с тобой поговорить, чтобы никто нам не мешал?

— Пойдемте в рощу! — еще тише прошептала Инта и напустила на себя совсем таинственный вид: — Туда надо идти по этой тропинке — быстро-быстро...

Она шла рядом со мной на цыпочках, от излишней осторожности высоко подымая ноги, то и дело поглядывая на меня, и глаза у нее горели от любопытства и сознания серьезности происходящего. Инта беспрестанно спрашивала шепотом, даже не ожидая ответа:

— Когда вы приехали? Как вы меня разыскали? Вы долго ждали? Я вас сразу узнала! Но пойдемте пошибче, чтобы никто не догнал нас! Если станут искать... Да не станут, я часто убегаю одна на речку купаться.

Это была совсем другая девочка по сравнению с той, которую я видел в городе, которой мать запретила разговаривать с незнакомыми людьми. Да, уж, наверно, у Виты Клейн были причины для такого запрещения.

На опушке рощи, где мы уселись на ствол липы, поваленной бурей, Инта спросила озабоченно:

— А учительнице можно все слушать?

Я молча кивнул.

— Вы уже нашли того, который стрелял?

— Нет еще, но надеюсь, что вскоре нам это удастся. Ты можешь мне помочь. Да, да, не удивляйся, оттого я к тебе и приехал. Хочешь помочь мне?

— Ой! Хочу.

— Тогда ты должна правильно и подробно рассказать мне все, о чем я тебя спрошу. Договорились?

— Договорились!

Я показал ей фотографии Хельмута Расиня и Рейниса Сала, спросил:

— Узнаешь ты этих людей, видела их когда-нибудь?

— Да. А вы умеете хранить тайну? И не скажете никому, что я разговаривала с вами? Потому что мама...

— Я понимаю, но мне бы хотелось, чтобы ты никогда не боялась говорить правду. Значит, ты этих людей видела? У вас в доме?

— Да, много раз.

— Обоих вместе?

— Да. И по одиночке.

— Ты можешь вспомнить, когда они были у вас вместе?

— Да, но это было уже давно. Они наловили рыбы принесли маме, и были пьяные, и шумели. Потом мама жарила рыбу и мне тоже дала. Потом мама сказала, чтобы я шла спать. И я пошла спать, а они там пили водку.

— И ты никак не можешь вспомнить, когда это они принесли рыбу?

— Это было... Это было... Правильно, в воскресенье, потому что мама в тот день рано пришла домой... Правильно! В воскресенье, когда тот директор свалился со скалы, убился...

— Они пришли поздно вечером или днем?

— Поздно, было уже темно.

Я помолчал. Уже и так я узнал многое, сегодня все шло «даже чересчур гладко», как приговаривал иногда Старый Сом.

Инта потянула меня за рукав и сказала тихо:

— Я больше домой не вернусь. Я не хочу. Я лучше тут останусь. Или убегу совсем.

— Почему, Инта? Что это с тобой вдруг?

— Это не вдруг. Мне не нравится... что у нас дома все так...

Девочке было нелегко жаловаться на свою жизнь, на мать.

— Понимаю, — сказал я. — Понимаю, что тебе не нравится. Но что же ты будешь делать в деревне? Как же со школой? Ты хорошенько подумай. И разве мама позволит? Как ты оставишь ее одну? Она ведь тебя любит.

— Только иногда, — отозвалась Инта, пристально глядя на свои босые ноги. — Иногда, когда она... Я не знаю... Тогда она приносит конфеты и покупает мне ленты и... Я не сумею сказать.

— Могу себе представить... Хочешь послушать мой совет, Инта?

— Да.

— Я понимаю, тебе трудно живется. Но не надо убегать, слышишь? Надо что-то делать!

— А что же я могу сделать?

— Тебе надо подрасти! Кончить школу! Тогда многое сможешь.

После короткой паузы Инта спросила:

— А вы всегда преступников ловите? И всех, кто стреляет в людей?

— Да. Я следователь. Я, понимаешь, должен узнать правду, выяснить, кто честный человек, а кто преступник.

Инта сказала порывисто:

— Я тоже хочу. Я тоже буду учиться на следователя. Это можно?

— Почему же нет? Вот видишь, так уже лучше! А то «убегу»... Теперь ты рассуждаешь как взрослая. Ты умная девочка, я с тобой охотно еще когда-нибудь поговорю.

— Правда?

— Правда, Инта. Я это устрою, увидишь. А сейчас мне надо возвращаться в город. Меня ждут. Ну, давай руку!

На этом мы расстались. Поблагодарив затем учительницу и кивнув Лапсиню, я отправился в обратный путь. Пройдя несколько шагов, оглянулся: девочка, встав на ствол поваленной липы, махала мне рукой. Я твердо решил еще когда-нибудь встретиться с ней в Калниене, хотя не считал, что обладаю хотя бы малейшим талантом педагога. Впрочем, в таких случаях может достаточно просто быть человечным?

Итак, я обогатился важными для меня сведениями. Расинь? Если все-таки он, то меня здорово обмануло первое впечатление. Мне казалось, что он не замешан в трагедии у Пиекунских скал. А ведь в тот вечер, когда стреляли в Бредиса, он находился у Клейн. Он был и здесь и там! Возможно ли такое совпадение? К тому же Сала, брат Беллы. Кноппе говорила, что он очень скверно отзывался о своем шурине. Первый человек, который отзывался плохо о Заре. В чем причина его враждебности?

На обратном пути я уже не сердился на Лапсиня за его головокружительные виражи.

Чтобы так ловко исчезнуть, словно провалиться сквозь землю, преступник, стрелявший в Бредиса, должен был хорошо знать все ходы и выходы во дворах ближайших домов. У Расиня и Салы, часто навещавших Биту Клейн, были возможности ознакомиться с этой «местной географией». Было у них и удобное укрытие поблизости — та же квартира Клейн.