Адам Холл - Бегство Квиллера

Пятнадцать ступенек, на втором этаже китаяночка с ребенком, мимо моего номера прошла Лили, направляясь на третий этаж...

- Вы сегодня вечером ели, мистер Джордан?

- Не помню, - сказал я, плохо соображая, что делается вокруг, где все смешалось: жизнь, смерть, предельное напряжение, - все очень медленно вращалось, говорят, ты никогда не терял хладнокровия... а может, тебе еще удастся увидеть рассвет - он уже направляется сюда, он спешит ко мне...

Не те, что надо, мысли крутятся у меня в голове, ну" да ладно, отбрось их, может, выпадет удача, и все обернется мне на пользу, может, я сумею ошеломить его и дотянуться до его горла и вышибить из него душу.

Свист.

Пятый этаж, и дождь непрестанно барабанит по крыше, в окне виден краешек желтоватого неба, последние отблески заката над морем, снова спуститься и опять подняться, я как крыса в колесе, в котором мне предстоит метаться эти девятнадцать минут, а затем я спущусь в холл и пройду мимо человека у стойки, не глядя на него, пройду в короткий коридор, что ведет на задний двор, и, повернувшись, буду ждать.

Ал делал записи в большой толстой книге с засаленной потрепанной обложкой и позеленевшими медными уголками, которая служила приметой солидности и давала понять, что вы попали не в какую-то занюханную ночлежку на набережной; он тщательно выводил каждую букву. Господи, нет времени для такой скрупулезности, но тут уж ничего не поделаешь, потому что жалюзи неплотно примыкают к окнам, и они его видят, человека у конторки, как они не спускали с меня глаз последние несколько часов из подъезда напротив.

Остается еще две минуты. Две. Совсем немного до критического предела, так что возьми себя в руки и успокойся.

Дверь с шумом распахнулась, пропуская кого-то с улицы, и я застыл в боевой стойке, ожидая... - но это была женщина средних лет, довольно потасканного вида, с собачкой на руках.

- О`кей, - сказал Ал у стойки. - Вам нужен бой поднести багаж?

- Нет.

Ему чуть за тридцать, пять футов и десять дюймов роста, одиннадцать или двенадцать стоунов, темно-голубые глаза, промокший плащ, и, хотя без машины, он успел добраться вовремя, хорошо, если у него в самом деле высокий дан по шотокану.

Подхватив сумку, он повернулся и увидел меня; я еле заметно кивнул ему, и он легким уверенным шагом последовал за мной в коридор...

- Венекер.

- Джордан.

- Погода только для водоплавающих. Я вручил ему конверт.

- Отвезите его в аэропорт и оставьте на стойке "Херца"; его должен взять человек, который прилетит сюда вечером.

- Это все?

- Да. - Я передал ему ключи от машины. - "Тойота" стоит, в тени за домом. Постарайтесь сесть в нее незаметно, да" при таком дожде все равно придется держать окна закрытыми. Если за вами будут следить, попытайтесь оторваться, но не лезьте из кожи вон: они постараются вас не отпустить.

Он стоял, чуть расставив ноги, слегка покачиваясь на носках и взвешивая конверт на ладони; напряжение покидало его, потому что, чувствовалось, он готовился к гораздо более опасному заданию.

- Все ясно. Значит, как только выйду из машины, я должен вуду оторваться от них, так? В здании вокзала? Они не успеют засечь меня, я буду действовать без промедления.

- Еще раз - попытайтесь оторваться от них, но особенно не старайтесь.

- А когда я выполню задание?

- Исчезайте. Теперь уже вы не будете представлять для них интереса.

Я заметил, как он замялся, увидев имя на конверте - Гаррисон Дж. Маккензи. Он пытался понять, почему я оставляю послание в публичном месте, привлекая для этого другого человека, и что произойдет, если слежка узнает о конверте.

Но они этого не сделают.

- О`кей, сэр. Должен ли я сообщить в Челтенхем?

- Я сам это сделаю. - Взгляд на часы. - У вас осталось меньше двух минут. Оставьте сумку здесь. Он опустил ее на пол.

- Выходить мне с той?..

- Нет, вот сюда.

Я провел его через кухню и вывел на задний двор. Струи дождя в конусе света от уличного фонаря косо секли землю, пахло железом.

- Выходите вон через ту дверь в стене. Машина на другой стороне улицы.

- "Тойота".

- Совершенно верно. v Он сунул конверт за отворот куртки и внезапно в упор взглянул на меня.

- С вами все в порядке?

- Никогда не следует отчаиваться. ? Кивнув, он двинулся сквозь пелену дождя к дверям. Вернувшись в отель, я прошел по коридору, взял его сумку и поставил ее за стойку, и в эту секунду воздух колыхнулся от тяжелого грохота взрыва, в щелях жалюзи блеснула ослепительная вспышка, и я застыл на месте, зажмурив глаза - нет, о нет. Матерь Божья, прости меня.

17. Распятие

Стук дождя по крыше.

За этим ровным гулом крылась тишина, в которой не было дождя, и я слушал ее. И те еле заметные звуки, которые нарушали тишину и, расплываясь, исчезали: далекие голоса на других этажах гостиницы, стук захлопнувшейся двери, низкое жужжание корабельной сирены на реке.

Это было необходимо, жизненно важно - слиться с ровным шумом дождя, который, превратившись в тишину, должен помочь засечь каждый легкий звук, пронизывающий ее, ибо он мог подкрасться ко мне босиком, и единственный шанс для меня, затаившегося здесь на пятом этаже, - уловить еле слышный звук, который он мог издать: легкий скрип половицы, шуршание одежды, когда он приподнимет руки, готовясь к решительному броску, его сдавленное дыхание.

Тьма, угольно-мертвенная тьма.

Еще минуту назад, когда, пробираясь сюда, я был на середине коридора, свет горел - четыре тусклые лампочки в густом слое пыли на них. Теперь они погасли. Выключатель был не в коридоре, а за углом, на площадке лестницы. Поэтому я и понял, что он здесь: ему нужна темнота.

В последние несколько секунд я понял, что он пошевелился, о чем мне сказало изменение давления, всхлип воздуха в его перехваченном паузой горле и горячее, острое прикосновение струны, прежде чем я смог...

Здесь гул дождя слышался громче, чем в другом месте; нашел ли Ал сумку за стойкой?

Кто-то пошевелился рядом со мной.

Он стремительно бросился ко мне, и я вскрикнул...

Нежные детские ручки.

- Хочешь меня, хочешь меня?

Ко мне прижимались маленькие остроконечные груди, я обонял ее запах, когда она прижалась ко мне, нет, не прижалась, обхватила, и это было совсем другое ощущение.

- Нет, - с трудом перевел я дыхание и застыл на месте, прислушиваясь к звукам-мостикам от ночных кошмаров к реальности: шуму дождя по крыше, который тут был громче, ибо бил по проржавевшим листам железа и, может быть, поэтому она и испугалась, как ребенок пугается удара грома.

Так что я обнял ее, и она калачиком свернулась рядом со мной. Она неправильно поняла мое движение: раздвинув ноги, она стала приподнимать и опускать бедра, и я шепнул:

- Нет, Чу-Чу, не надо трахаться.

- Нет?