Адам Холл - Бегство Квиллера

- Ты должна поспать, - сказал я. Она замерла и приобняла меня совсем по-другому - не как исполнительная проститутка, а с той нежностью, которая таилась в женщине-ребенке: она давно не знала, что такое получать и дарить нежность, как я прикинул, - в лагере беженцев, пока Чен не научил ее ласкам, когда она ему отдавалась.

Через несколько минут она снова провалилась в сон, ее голова лежала на моей руке, а я тут же забыл о ней, и меня снова охватила злость, обращенная на самого себя, потому что, покидая "Красную Орхидею", я знал, кто принял на себя смертельный удар, предназначавшийся мне, - Венекер.

Я не подумал.

Скорбь и ярость, как псы, терзали меня, и я не мог избавиться от чувства неизбывной вины. Сон приносил лишь краткое забытье, и даже в эти минуты, когда уходила боль, я видел все снова и снова: ослепительная вспышка в щелях жалюзи; глухой гул взрыва и изумленный голос Ала - что там, черт побери, происходит?

Венекер.

"С вами все в порядке?"

Он думал обо мне, о моем благополучии, зная, что я обложен со всех сторон и зная от Пеппериджа, что я противостою Шоде - и все же он медлил, расставаясь со мной, ибо ему не хотелось оставлять меня в одиночестве. Венекер, человек, которого использовали для спасения других; и он их вытаскивал из самых невообразимых ситуаций; я знал таких людей, он был одним из них, и пользоваться их помощью - высокая честь для меня, моя привилегия - и вот что я для него сделал: послал его прямо в смертельную западню, которая я разорвала его на куски и, о. Матерь Божья, смилуйся надо мною.

Чен увидел, в каком я состоянии, почувствовал, какая ярость обуревает меня.

- Что случилось?

- Колеса отлетели.

Он втащил меня внутрь, захлопнул металлическую дверь и включил охранную сигнализацию.

- Колеса отлетели?

Идиома, которой пользовались в Бюро.

- Так говорят, когда кто-то погибает. - Я произнес это с таким выражением, что он только уставился на меня своими глазами без ресниц и промолчал. Он сам был напряжен, хотя лицо его ничего не выражало; и я сказал: - Мне жаль твоего друга. Я имею в виду второго пилота с 306-го рейса.

- Тебе удалось выбраться оттуда?

- Да.

- Что там... то есть, как он... - я ждал продолжения, но он сказал: - Да какая, мать твою, разница, поднимайся наверх. В большой, тесно заставленной комнате, он спросил меня:

- Чего ты здесь ищешь, Джордан?

- Убежища.

- От дождя?

- От людей.

- От людей Шоды?

- Да.

- Ты хочешь сказать, что тебе нужно надежное укрытие?

- Можно и так сказать. На несколько дней. Задумавшись, он склонил набок удлиненную голову, внимательно рассматривая меня.

- Через час я улетаю, а ты, если хочешь, можешь оставаться. У тебя такой вид, словно ты из-под душа. Развесь-ка там свои вещи, к утру они высохнут.

Когда я вернулся, он дал мне шелковое кимоно, от которого пахло опиумом.

- Пока ты здесь будешь, кое-что для меня сделаешь, о`кей?

- Как скажешь.

Он все еще рассматривал меня, прикидывая и размышляя.

- Когда тот самолет разбился, ты, должно быть, решил, что я имею к аварии отношение, не так ли?

- Это приходило мне в голову.

- Могу себе представить. Теперь ты знаешь, что это не так, иначе бы ты здесь не очутился.

- Кэти рассказала мне о твоем приятеле. - За него поручился и Пепперидж.

Чен глянул на авиационный хронометр, лежащий на столе.

- Еще бы. - Он снова склонил голову набок. - Тебе придется полностью довериться мне, так?

- Не думаю, что ошибусь.

- В таком случае, с тобой будет покончено.

- Совершенно верно.

- Нет никаких причин, - задумчиво продолжил он, - из-за которых я должен выкинуть тебя мордой в дерьмо, но если причины появятся, именно это я и сделаю. Но, если все, что ты мне сказал, - правда, беспокоиться тебе не о чем. Кроме того, ты хорошо относишься к Кэти. - Он вытащил одну из своих черных сигарет и закурил. - И если ты останешься тут в мое отсутствие, я должен доверять тебе. - Выпустив дым, он проводил его глазами. - Я не говорю о малышке Чу-Чу, потому что ты и так добр с ней - она всего лишь ребенок. Но чувствуй себя совершенно свободным. Я говорю о...

- Если бы я не пришел, она осталась тут одна?

- Она уже знает, что жизнь нелегка. И может сама позаботиться о себе.

- Может ли сюда кто-нибудь заглянуть?

- Нет. Если кто-нибудь звякнет - конечно, в переносном смысле - она справится. Тебя ничего не побеспокоит. Я хочу сказать, что в любом случае мне придется довериться тебе кое в чем, чего не было бы, не окажись ты здесь, потому что она не говорит по-английски, разве что пару слов. - Мы сидели на обтянутых кожей табуретках, и из его кармана посыпались монеты, когда он полез за блокнотом; вытащив его, он что-то чиркнул и, вырвав страничку, дал ее мне. - По этому телефону ты сможешь позвонить мне в Лаос. У меня тут есть автоответчик, и я хочу, чтобы ты фиксировал все звонки, о`кей?

- О`кей.

- Их будет не так уж много, ничего особенного, потому что это место служит убежищем и для меня, как ты, надеюсь, догадываешься. Но если услышишь что-то важное, звони мне.

- Будет сделано. Он кивнул.

- Когда ты ел?

- Бог его знает.

- Чувствуется, тебя крепко достали?

- Не так уж крепко, как могло быть. - Меня снова охватило чувство вины, но на этот раз оно было не столь ошеломляющим. Досталось Венекеру.

Чен оставил мне и другой номер телефона, который был выдавлен на боку автоответчика.

- Я буду обратно примерно через пару дней, предполагаю, в среду. Если не появлюсь к четвергу или не выйду с тобой на связь, звякни по этому номеру и скажи там, что я запаздываю, ладно? - Он засовывал в сумку свой "Вальтер П38". - В этой поездке я не знаю, чем она кончится. - Он затянул молнию до конца. Если ты захочешь уйти пораньше, валяй. Она прекрасно справится и сама. Так что не беспокойся.

Этот разговор состоялся несколько часов назад, а сейчас она покоилась рядом, спокойно, как ребенок, каковым она в сущности и была, обхватив меня худенькой ручкой и дыша неслышно, как щенок. Я снова провалился в сон, и на этот раз разбудила меня наступившая тишина. Дождь прекратился, и занимался рассвет.

Она пошевелилась.

- Джонни?

- Нет. Он скоро вернется.

Она снова откинулась на подушки, а когда я проморгался и, привыкнув к свету, увидел ее лицо, то спросил:

- Ты чувствуешь дымок, Чу-Чу?

Она безмолвно уставилась на меня, и все.

- Я дымок чувствую, - втолковывал я ей. - И думаю, тут что-то горит.

Она даже не повернула головы, чтобы присмотреться.

- Есть тут где-нибудь огнетушитель, Чу-Чу? Мы не можем сгореть заживо.

Она уставилась на меня покорными и ничего не понимающими глазами, и я понял, что самое время звонить Пеппериджу.

- Венекер погиб.

Наступила краткая пауза, и я услышал, как что-то на том конце упало на пол, то ли будильник.. Там было одиннадцать вечера, и, может быть, он решил заблаговременно прикорнуть на тот случай, если я ему понадоблюсь ночью.