Игорь Христофоров - Работорговец (Русские рабыни - 1)

-- Но как же?..

-- Она пошла его за меня просить. Чтоб... чтоб помог пересмотреть дело и чтоб я назад... в колонию не шла... А он...

Мезенцев сжал ее холодную ладонь своими зарисованными йодом ладонями м вдруг остро почувствовал, что никакой он не герой, никакой не супермен, каким он ощущал сам себя в той страшной погоне под землей. Сидящая рядом с ним девчонка казалась сильнее его во сто крат, потому что перенесла гораздо больше его и все еще сохранила веру в хорошее, веру в добро. У него же ее почти не осталось, и теперь через ладони какими-то невидимыми потоками эта вера текла и текла в его сердце, и он все-таки сказал:

-- Я помогу тебе освободиться.

Ирина удивленно посмотрела на его неподвижные, очугуневшие ноги, на его бледное, изодранное острыми лезвиями сланцев лицо и отказалась:

-- Не нужно... Не получится... Я с мамой поговорила, успокоила ее... Так и быть: срок досижу... Нет, не нужно помогать, спасибо... И это... за деньги, что жене Шкворца отдали, спасибо... Только не нужно было. Я бы сама. Просто сейчас у меня таких денег нет. Я в колонии, на швейке, заработала бы и ей отослала. А теперь, -- она полезла свободной рукой под халатик явно за пятидесятитысячной бумажкой, и он остановил ее.

-- Пусть у тебя будут... Потом, после колонии, отдашь... А сейчас... -- и вдруг осекся, вспомнив холодное землистое лицо Хребтовского. -- Сейчас... вот что: в мое отделение милиции не сдавайся. Это опасно...

-- Почему? -- удивленно вскинула она брови. Ей почему-то казалось, что все опасности уже позади.

-- Я потом объясню, -- не стал он ничего говорить о Хребтовском. -Запомни телефон, -- дважды назвал он номер и, поймав испуганный кивок, продолжил: -- Это мой школьный друг. Он служит в кадрах УВД города. Попроси его от моего имени, чтобы он доставил тебя в колонию и чтобы... чтобы этот факт сразу не попал в сводки. Чтоб Хребтовский этого не знал.

-- А кто это?

Вот тебе на: своего следователя Конышева и не знала по фамилии! А, может, оно и к лучшему. Чем меньше помнишь плохого, тем больше места в голове остается для хорошего.

У нее были такие красивые от испуга глаза, что он бы хотел пугать ее всю жизнь. Но лучше этого было не делать. Возможно, радостными ее глаза оказались бы еще красивее. Просто он еще никогда не видел их радостными.

-- Потом объясню. Иди, -- сжал он ее нагретую ладонь и еле сдержал себя, чтобы не поцеловать эти тонкие, эти хрупкие, эти неземные пальчики. -- Он может сюда прийти. Тебе нужно остерегаться его.

Ирина встала, нехотя освободив свою ладонь от его тисков. Ей хотелось не просто плакать, а рыдать, и не просто рыдать, а на груди у этого жалкого, светловолосого, собственно, из-за нее и пострадавшего парня, и она с трудом нашла в себе силы не сделать этого.

-- Прощайте, -- тихо произнесла она от двери.

-- До свидания, -- ответил он.

Она прикрыла за собой дверь, но прикрыла неплотно, и Мезенцеву стало чуть легче на душе. Он вдруг понял, что они еще увидятся.