Сергей Ермаков - Подмена

— Ну вот и все, — сказал Антон Сергеевич.

— А ты знаешь, ведь мне всегда казалось, что они относятся ко мне как-то не так, — сказал Слива, — как будто чувствовали что-то чужое.

— Кто «они»? — спросил Антон.

— Мои отец и мать, — ответил тот, — они никогда не любили меня. Ольга всегда была для них на первом месте. Ей было и внимание, и забота, и лучшие игрушки. Думаешь я случайно на зоне оказался? Нет, братан, все закономерно.

— Кто это Ольга? — заинтересованно спросил Антон Сергеевич, отметив, что Слива переменил тон и назвал его братаном.

Возможно, это было обычное «зоновское» выражение, а может быть, в этом слове скрывалось нечто большее. А кем они были друг другу, если не братьями?

— Ольга? — переспросил Слива. — Это моя младшая сестра. Извини, братан, я так понимаю, что теперь это твоя младшая сестра. Она родилась через пять лет после моего рождения и сразу же обо мне все вокруг просто позабыли. Нет, не подумай, что я уж так был брошен — у меня были деньги, вещи из-за бугра, я ни в чем не знал отказа. Не было у меня единственного — родительской любви!

— У меня тоже не было родительской любви, — хмуро ответил Антон, — я воспитывался в детском доме с пяти лет.

Слива глянул на него исподлобья и сказал:

— Одно дело, когда предки далеко и ты их не видишь, а другое, когда рядом, но их словно и нет. Теперь-то мне понятно почему отец всегда говорил мне, что я им словно не родной. Потому что я не родной им и был. А ты говоришь, что моя родная мать еще жива?

— Да, пока жива, но у нее серьезная форма рака, — ответил Антон, — и она очень хочет тебя увидеть.

Слива неожиданно закрыл лицо ладонями и всхлипнул. Антон Сергеевич с удивлением для себя заметил, что Слива плачет. Он не ожидал такого проявления сентиментальности от показавшегося ему вначале их знакомства весьма циничным Сливы. Поэтому он спросил с некоторым удивлением:

— Ты чего, плачешь что ли?

— Не-а, — ответил Слива, утирая мокрые глаза жестким рукавом робы, — не обращай внимания, так, накатило. Сам понимаешь, здесь на зоне житье не сахар, волки кругом — того и гляди сцапают. Нервы на пределе, да еще тут проблемы кое-какие. Так чего ты говорил насчет матери?

— Увидеть тебя она хочет.

— А ты в курсе сколько мне еще здесь «парится»?

— Я в курсе. Четыре с половиной года.

— Думаешь мать проживет еще четыре с половиной года? Дождется меня?

— Этот вопрос я попробую решить, — со своей непоколебимой уверенностью пообещал Антон Сергеевич, — у меня есть хороший адвокат именно по уголовным делам, он завтра же займется этим вопросом…

— Хорошо, поставим вопрос по-другому, — перебил его Слива, он словно бы и не слушал что ему говорит Антон, — а ты в курсе сколько мне самому жить осталось?

Антон Сергеевич с недоумение посмотрел на собеседника.

— А что такое? — спросил он. — Ты тоже болен, что ли?

Слива ответил не сразу, заглянул в пустую пачку сигарет в поисках мало-мальски приемлемого для курения окурка, не нашел и спросил:

— У тебя еще пачечки сигарет нету?

— Нету, — ответил Антон, — но я тебе передам блок завтра.

— Завтра меня уже не будет на свете, — с грустной усмешкой сказал Слива.

— Да в чем дело-то? — спросил Антон. — Ты можешь объяснить?

Слива опять выдержал паузу, вздохнул и сказал:

— Я вообще-то в карты не играю никогда. А тут чего-то позавчера тоска такая накатила, подошел парень с последнего этапа, говорит, давай, мол, перекинемся в буру от тоски. Слушай, сам не пойму отчего повелся, да только потом мне объяснили, что он профессиональный катала…

— И много проиграл?

— Тысячу долларов, — ответил Слива, — но сегодня за просрочку мне блатные выкатили проценты еще штуку, теперь я две должен.

— Это поэтому ты у меня в долг попросил в начале нашего разговора?

— А что было делать, видишь шею вчера порезали, — и Слива ткнул пальцем в царапанную ранку с запекшейся кровью, — ты пришел, сказал, что родственник, я и подумал, а вдруг ты мне поможешь? Я же когда-то выйду отсюда, я отработаю эти бабки под любые проценты.

— Ладно, не суетись из-за двух тысяч, — махнул рукой Антон Сергеевич, — этот вопрос вообще не вопрос. Кому ты должен?

— Должен я катале, но на меня блатные насели, — ответил Слива, — Жупел и Дохлый. Ты не подумай, что я жалуюсь тебе или прошу деньги без отдачи. Дай мне в долг, проценты назначь, я освобожусь, отработаю все до копейки!

Антон Сергеевич жестом руки прервал поток обещаний Сливы, показав ему тем самым, что дело на самом деле выеденного яйца не стоит и в это время вошел надзиратель, многозначительно позвякивая ключами. Слива встал с места, привычно закинул руки за спину и сказал напоследок:

— Если до отбоя у тебя не получится — то мне край.

И Слива многозначительно провел ребром ладони себе по горлу. Антон Сергеевич кивнул и Сливу увели.

Вечером этого же дня блатные Сливу «трясти» за долг не пришли, не появились они и ночью. А наутро сразу после завтрака у столовой Жупел подозвал к себе Сливу.

— А ты, Слива, меня, в натуре, удивил, — сказал он, покуривая сигарету, — я-то думал ты мне мозги втираешь по поводу денег с воли. Теперь, звездюк, можешь расслабиться — мы в расчете. Можешь снова садиться в буру резаться, если в натуре есть кому за тебя заслать бобы за колючку.

Слива только усмехнулся, не стал ничего отвечать. А про себя отметил, что не обманул его Антон Сергеевич — деньги, его долг, он блатным передал. Хороший родственник у него вдруг объявился, побольше бы таких. Подбежал вездесущий Моча.

— Ну, че, Слива? — засуетился он. — Че он тебе сказал?

— Извинился, — усмехнулся Слива.

— Ну-у, — протянул Моча, — гонишь…

Слива только усмехнулся и сплюнул, отчего Моча очарованно приоткрыл рот. Не успел Слива получить распределение на работу, как его снова вызвали на свидание.

— Мне завтра нужно уже быть в Москве по делам, — сказал Антон Сергеевич, нервно ступая по камере, — я попытался поговорить с администрацией, чтобы тебя отпустили на недельку для свидания с матерью. Но оказалось, что у нас это не принято — давать отпуск заключенным.

— Благодарю, братан, за деньги, которые ты передал блатным, — сказал Слива, вытаскивая пачку «Marlboro» из принесенных Антоном двух блоков сигарет, — они от меня отстали. Гадом буду, освобожусь, все отдам.

— Что? — переспросил Антон Сергеевич, он думал совершенно о другом и поэтому сразу даже и не понял о каких деньгах говорит Слива. — Ах, это… ерунда. Ты главное больше не садись с шулерами играть.

— Да что ж я совсем дурной, — ответил Слива, затягиваясь ароматным дымом сигареты.

— Понимаешь, если бы Мария Ивановна, моя мать, то есть твоя мать, была бы по документам официально тебе матерью, то можно было бы как-то договориться, чтобы тебя отпустили ненадолго. Но ведь она тебе формально совсем чужой человек!