Сергей Ермаков - Подмена

Антон сидел ни жив, ни мертв. Лежа на койке в провинциальной северной гостинице городка, расположенного недалеко от зоны и наблюдая за ползающим по потолку тараканом, он представлял себе свою встречу с родителями, с сестрой, надеялся — а вдруг и дедушка еще жив? Он представлял, что не будет открываться им кто он такой на самом деле, а просто станет другом их семьи, поможет, если им будет нужно. Надеялся, что заменит в какой-то мере сидящего в тюрьме их «сына». Поэтому ему не сильно и хотелось, чтобы Слива выходил на волю раньше срока — он хотел стать всем Сливянским тем самым, кем он им на самом деле им и был — сыном и братом. Как он ждал этого момента, когда он увидит их всех вместе — кто б это только знал?

А вот какая теперь ждет его встреча с родными людьми — встреча на кладбище с надгробными плитами…

— Ты прости, братан, что я тебе это все вот так выпалил, — виновато сказал Слива, — это как повязку снимаешь, нужно рвануть. А если тянуть, то будет в сто раз больнее.

— Расскажи обо всем этом мне поподробнее, — глухо попросил Антон Сергеевич.

Слива с готовностью кивнул и начал рассказ:

— Деда нашего с тобой партработника сволочи демократы, когда пришли к власти, пригвоздили к позорному столбу, типа, коммунист — из народа кровь сосал, дачи, машины, загранпоездки. А дед, между прочим, честный мужик был, ходил в одних ботинках, костюмов у него было ровно столько, сколько нужно было для его работы. Он искренне верил в то, что когда-то у нас в стране коммунизм построят, себя не жалел. Сам Брежнев им гордился, бывал у нас в доме, чай с малиновым вареньем пил. А демократы эти, тварь эта горбатая с пятном на лысине, деда с должности снял, выгнал с позором из кабинета. Нет бы проводили просто на пенсию, старик бы попереживал, да и занялся бы грядками на даче. Но ему на спину наплевали, да еще грязи ушат на голову вылили. Он взял свой именной пистолет, который ему еще Жуков вручил в Берлине и прямо в кабинете застрелился. Бабушка слегла тогда сразу, а через месяц умерла.

Антон Сергеевич слушал не перебивая.

— У нас тогда моментально все отобрали, — продолжил Слива, — и дачу служебную, и машину, и доступ в магазины номенклатурные. У деда ничего своего ведь не было — все, чем мы пользовались было служебным. Я учился в университете на втором курсе. Знаешь, пока дед был в силе, передо мной все заискивали и я, честно, не сильно и старался учиться. Как только деда не стало, такой прессинг пошел в мою сторону, что я вынужден был уйти из универа, меня просто выжили. Но знаешь, родители не сдались. Они же неглупые были, у обоих ученая степень, стали заниматься бизнесом, открыли магазины, потом рестораны и дело пошло. Я тоже с ними работал в их фирме, мечтал восстановиться в универе, доучиться, но времени не хватало — работа занимала день и ночь. Сам знаешь ведь — бизнес вести не ушами трясти.

— Знаю, — кивнул Антон.

— И вот все вроде началось налаживаться, — продолжил Слива, — но тут бац! Эта автокатастрофа и оба родителя насмерть разбились — и мать, и папа. Отец ведь всегда был человеком рисковым, торопливый был, гонял на своей машине под сто сорок километров в час. Я ему говорил, мол, батя, не гоняй ты так, а он мне отвечал, что, мол, времени мало, дел много, а расстояния большие — приходится спешить. Вот раз тормоза у него отказали, а он шел по трассе с огромной скоростью, вылетел на обочину и врезался в столб, машина взорвалась, оба погибли…

Слива прекратил рассказ, вытер пальцами глаза. Видимо, воспоминания давались ему нелегко. Антон молчал.

— Представляешь на каком нервяке я жил все то время после того как все погибли, — продолжил Слива, — и когда этот хлыщ меня еще с деньгами «кинул», я просто сорвался! Ведь эти деньги, что я хотел в танкер вбить, они же были еще теми, которые мама с отцом заработали. Я бы конечно, может быть, если бы у меня с нервами был тогда порядок, не взял бы карабин, не пошел бы долг требовать, а просто в суд обратился. Но у меня после гибели матери с отцом и Оленьки все из рук итак валилось, что ни сделка — то облом и убыток. А еще этот наглый хлыщ, которого я своим другом считал меня так «кинул»! Да и времена были такие — сам помнишь, «черный» капитализм — все вопросы решались с оружием. Я так думаю, меня просто хитро подставили. Кому-то и я, и Оля, и мать с отцом сильно мешали! Найти бы только кому мы мешали! Вот выйду на волю, найду кто это сделал и отомщу за все.

Антон Сергеевич промолчал, хотя и его душа внутри кипела. Он и сам с радостью отыщет того, кто истребил всю его родню и сам накажет!

— Но теперь-то у меня ничего нет, — сказал Слива, — все, что было нажито, конфисковали. Знаешь, честно, я вот проиграл деньги шулерам. И если бы убили бы меня блатные, я бы даже не расстроился. Нет у меня ничего на воле, нет, братан, я нищий бомж. И не добраться мне до того, кто меня подставил — руки коротки. И незачем мне выходить на волю, потому что не нужен я там никому!

— У тебя родная мать на воле умирает от рака, — напомнил Антон.

— Да, теперь, да, ты прав, теперь-то мне есть зачем жить, — согласился Слива, — теперь мне есть для чего жить и к чему стремиться. И ты понимаешь, что выхода другого, кроме как мне бежать отсюда у нас с тобой нет. Иначе мы опоздаем…

Антон Сергеевич еще десять минут назад убежденный, что помогать Сливе в побеге он не будет, уже сильно колебался.

— Ладно, — сказал он, — я подумаю над твоим предложением, задержусь еще на день и завтра тебе свое решение сообщу.

Слива радостно улыбнулся и стал жать и трясти руку Антона.

— Давай, братан, давай, — кивал он стриженой головой, — другого выхода у нас нет.

Антон Сергеевич и сам понимал это. Вошел надзиратель и Сливу увели обратно в зону. Антон же поехал в гостиницу обдумывать его предложение и к утру бессонной ночи решился.

Прошло какое-то время. Антон Сергеевич приехал на заброшенный песчаный карьер, который находился недалеко от Москвы. Приехал он рано утром и без водителя — сам сидел за рулем. Антон Сергеевич приехал на неприметных старых «Жигулях», одет был простенько. Остановившись, он вышел из машины и подставил лицо красным лучам восходящего солнца. На поле за карьером белой пеленой расстилался туман, было прохладно — как-никак конец октября. Антон поежился, взглянул на часы и юркнул обратно в теплую машину. До назначенного времени ждать оставалось минут десять, он повертел ручку радиоприемника, но ни на чем не остановился и выключил его. Задумался.

Вчера опять он ездил на кладбище и вглядывался в людей, изображенных на гравировках гранитных памятников — его мать, отца, сестру, дедушку и бабушку. Вспомнил, что когда он в первый раз приехал на кладбище, то увидел, что трава на могилках выросла почти по пояс, захоронение неухожено и запущенно. Эта неухоженность была объяснима — ведь Слива сидел в колонии, а больше и присматривать за могилами было некому. И тогда он взялся за это сам — ведь здесь были похоронены его родные люди. Жаль что пришлось вот так встретиться, да ничего не поделаешь.