Дороти Сэйерс - Медовый месяц

Склонив голову набок, она смотрела на Харриет блестящими и темными, как у маленькой птички, глазами.

— Думаю, вы совершенно правы, — Харриет вернулась к теме, которая интересовала ее больше всего. — Я помню, однажды, когда он только что закончил дело, мы сели обедать, и он выглядел совершенно больным.

— Он терпеть не может ответственность, понимаешь, — сказала графиня. — Война — не место для таких людей… Эти восемнадцать месяцев… Думаю, он тебе об этом ничего не рассказывал. Когда расскажет, знай, он наконец выздоровел… Я не хочу сказать, что он сошел с ума, он совершенно спокойно говорил об этих вещах, но поначалу страшно боялся ложиться спать… И потом он никогда не умел приказывать. Даже слугам. Ему было всегда неловко, мой бедный ягненочек! Можешь себе представить, каково ему было приказывать идти на смерть, под бомбы… Происходит, как это называется… вытеснение в подсознание… Ты можешь поставить чашку, дорогая. Лучше давай я поставлю ее сюда… Вот я и блуждаю в потемках, потому что не знаю, что он сейчас обо всем этом думает, что он чувствует… И, наверное, никто не знает… кроме Бантера. Боже мой, мы все так обязаны Бантеру. Ты, Озирис, подумал бы об этом, когда собирался его царапать! Надеюсь, с Бантером не возникло никаких трудностей?

— Ну что вы! Он такой милый. И очень тактичный.

— Как я ему за это благодарна! — искренне сказала графиня. — Знаешь, иногда трудно ладить со слугами, которые раньше были так близки… И, зная, что Бантер сделал для Питера, нужно быть к нему снисходительным.

Харриет попросила рассказать о Бантере.

— Он до войны был лакеем у сэра Джона Сандертона. А потом был в полку у Питера… кажется, сержантом… В общем, они варились в одном, как это говорится об ужасных вещах… котле. И помогали друг другу. И Питер ему пообещал, что если они вернутся с войны живыми, то Бантер должен перейти к нему… И потом, в январе 1919-го, да, точно, в январе, потому что, я помню, в тот день было ужасно холодно, Бантер появился здесь. Сказал, что ему удалось наконец вырваться…

— Но, графиня, Бантер никогда об этом не рассказывал!

— Конечно, дорогая, это я такая бессовестная болтунья. Он сказал, что ему удалось демобилизоваться, и он решил принять предложение Питера. Знаешь, дорогая, я еще не видела Питера в таком ужасном состоянии, как в тот день. Он лежал и дрожал, как в лихорадке… Мне этот человек сразу понравился, и я ему сказала: «Что ж, попробуйте, но не думаю, что Питер сейчас в состоянии принять хоть какое-то решение». Я пригласила Бантера войти. В доме было совсем темно, Питер не включал свет… А потом он спросил: «Кто это?» Бантер ответил: «Сержант Бантер, милорд, приехал на службу к вашему сиятельству, как мы и договаривались». Он включил свет, открыл шторы и с того дня все взял в свои руки. Думаю, он специально сделал так, чтобы Питеру не нужно было приказывать, разве что подать содовой воды… Он подыскал ту квартиру на Пиккадилли, увез туда Питера и всем занялся сам… Я помню… Я тебе еще не надоела со своим Бантером, дорогая? Но все это так трогательно! Я помню, как-то рано утром приехала в Лондон и зашла к ним… Бантер стоял с тарелкой в руках: «О, ваша милость! Его сиятельство приказал мне убрать эти чертовы яйца и принести сосиску…» В те дни Питер вставал очень поздно и так плохо спал… Бантер был так расстроен, что поставил горячую тарелку прямо на стол и испортил полировку… Думаю, после тех сосисок Питер больше не заглядывал назад в свое прошлое, — торжествующе закончила графиня.

— Кстати, — сказал Питер на следующее утро, — мне очень не хочется тебя беспокоить, но сегодня я собираюсь потащить тебя в церковь. Необязательно разыгрывать из себя святых великомучеников, надевать вериги и власяницы. Все намного проще. Но, если ты не возражаешь, нам нужно хоть раз появиться на нашей родовой скамье. Людям будет о чем поговорить, и вообще как-то надо поддерживать семейные традиции.

— Конечно, я пойду с тобой в церковь.

И все-таки она чувствовала себя немного странно, когда стояла рядом с Питером в большом холле в ожидании графини. Все это напоминало далекое детство, когда мама выходила, застегивая перчатки, брала ее за руку, и они вместе шли в церковь. Графиня вручила Питеру молитвенник и сказала:

— Ты помнишь, сегодня день сбора пожертвований?

— Да, совсем забыла, — сказала по дороге она. — Викарий прислал письмо, что его совсем замучила астма, а его помощник уехал. И так как Джеральда тоже нет, он был бы тебе очень благодарен, если бы ты прочитал молитву.

— Конечно, — ответил Питер. — Только не будем вспоминать о Якове, я его с детства терпеть не могу.

— Не будем, дорогой. Ты прочтешь прекрасный печальный отрывок из Иеремии. У тебя это получается намного лучше, чем у мистера Джоунза. Тебе так и не удалили аденоиды, поэтому тебе замечательно удаются носовые согласные. По пути захватим дядю Мэттью…

В маленькой церквушке яблоку было негде упасть.

— Все в сборе, — заметил Питер, отвечая на приветствия. — И, кажется, начался сезон сбора мяты. — Он снял шляпу и повел своих дам к высоким резным родовым скамьям.

— …мир без конца. Аминь.

Община, кашляя и стуча каблуками, расселась по местам и приготовилась слушать откровения древнего пророка в исполнении Питера. Питер раскрыл большую Библию в красном бархатном переплете, подождал, пока успокоятся задние ряды, открыл рот и вдруг замер, строго глядя поверх очков на маленького мальчика в первом ряду.

— Тебя зовут Вилли Блоджет?

Вилли Блоджет окаменел.

— Тогда сиди тихо и не толкай сестру. Мы здесь не играем в крокет.

— Ужас какой! — громким шепотом сказала мать несчастного Вилли. — Сиди тихо! Мне так за тебя стыдно!

«Начало пятой главы послания пророка Иеремии.

Обыщи все улицы Иерусалима, ищи в хижинах и на площадях. Найдешь ли ты человека, найдешь ли ты достойного судить и вынести справедливый приговор?..»

(Фрэнк Кратчли сидит сейчас в местной тюрьме. Скоро ли его будут судить? Вынесут ли справедливый приговор? Можно ли ему встречаться со священником сейчас?)

«…Львы придут из пустыни и разорвут нечестных, ночные волки загрызут их, и леопарды будут блуждать по пустынным улицам грешного города…»

(Скоро он перечислит весь зоопарк, подумала Харриет. На спинке скамьи она увидела герб Вимси: льва со щитом. В дальнем углу церкви был небольшой придел с каменными надгробиями. Опять Вимси, решила она).

«…Внемлите, глупцы неразумные, имеющий глаза, да увидит…»

(Подумать только, он вытер горшок прямо на их глазах!..)

«…Среди народа моего есть порочные люди, которые выжидают и ловят праведников в свои грязные сети…»

(Харриет прислушалась. Ей показалось, что его голос дрогнул. Но Питер не поднимал глаз от страницы).