Алоиз Качановский - Три трупа и фиолетовый кот, или роскошный денек

— Но кто же убил черную? Вопрос остается открытым, — говорит Ванда.

— Есть еще один вопрос: почему не приходит Роберт? — говорю я.

— А почему он должен был бы прийти? — спрашивает Ванда.

— Оба трупа дословно свалились Роберту на шею, — говорю я, — Роберт уже несколько часов ведет следствие. За это время он наверняка успел узнать от кельнерши о том, что черная звонила мне, о том, как я расспрашивал о черной, о том, что у меня в руках был шарфик черной, — одним словом, Роберт отлично знает, что я глубоко замешан во все это. И я не понимаю, почему он до сих пор не пришел меня арестовать.

— По дружбе, — говорит Франк, — он ждет, когда ты появишься сам и во всем признаешься. Это всегда считается смягчающим обстоятельством. Роберт хочет облегчить работу твоему будущему адвокату.

— Я ни в чем не признаюсь, поскольку никого не убивал, — говорю я.

— Браво! Это лучший метод! Держись за это покрепче. Теперь прощай. Мне уже пора идти на съемки. Собирайся, Майка! — говорит Франк, забирая шляпу с письменного стола. — Чао! Увидимся в суде, — обращается он ко мне уже от двери.

— До суда не дойдет. Ты подтвердишь мое алиби, — говорю я.

— Подтвержу или не подтвержу, — говорит Франк, — до свидания!

— Как это не подтвержу? Эй, постой, что это за шуточки? — возмущаюсь я.

— Послушай, — говорит Франк уже в дверях, — только что ты доказывал, что я убийца, но не очень ловко доказывал. Ты склепал свою историю так бездарно, словно предназначал ее Густаву для «Синей Библиотеки». На милю несло «Синей Библиотекой», уверяю тебя. Я не являюсь детективом и ничего общего не имею теперь с Издательством. Я только скромный сценарист без писательских амбиций. Но, верь мне, такой халтуры я никогда бы не выдумал. Если бы мне уж нужно было написать сценарий на тему двух твоих трупов, я написал бы его совсем по-другому. Менее эффектно, но зато более достоверно.

— Расскажи, — предлагает Ванда.

— У меня нет на это времени, да и подробности не так важны, но совершенно очевидно, что убийца — сам Монти. До свидания!

— Стой! Черт возьми! — кричу я. — Как это я убийца? Когда я их убил?

— Еще до того, как ты вышел из дома с Густавом, — говорит Франк, — Густав спустился к автомобилю, а ты остался на лестнице, вошел в канцелярию, где тебя уже ожидала черная, прихлопнул ее, а поскольку там оказался и Нусьо, ты прихлопнул и его. Все эти продолжалось так недолго, что когда ты спустился вниз, Густав даже не заметил, что ты какое-то время отсутствовал. Он с полной искренностью будет доказывать на суде, что вы все время были вместе.

— Так что же, выходит, что я сам назначил черной встречу в канцелярии?

— Ты, собственной персоной. Это единственное логичное объяснение. Чудес не бывает.

— Но черная звонила в половине девятого. Это подтвердит кельнерша. А я в это время сидел с Густавом в своей квартире и слушал чтение его повести. Никто в это время не звонил.

— Слушай, а ты мог бы повторить концовку?

— Концовку чего?

— Концовку повести Густава. В полдевятого Густав как раз должен был дочитывать ее, если десять минут спустя вы уже звонили мне. Так вот я спрашиваю: можешь ли ты повторить концовку? Достаточно будет, если ты перескажешь ее в двух словах, а я проверю это, позвонив Густаву. Ну, валяй!

— Концовка была идиотской, что совершенно гармонировало со всей повестью, — говорю я. — Я сказал потом Густаву, что абсолютно все надо переделать, включая и концовку.

— Я много раз предлагал это же авторам в годы моей пресловутой работы в Издательстве, — говорит Франк. — А знаешь, когда я особо напирал на это? Тогда, когда я вообще не читал вещь, поскольку мне не особенно хотелось читать ее, поэтому я не мог дискутировать на тему того, о чем там шла речь, а предпочитал выдумать совершенно новую историю и убедить автора, что она будет намного лучше. Спрашиваю последний раз: какая была концовка у повести Густава?

— Допустим, что я действительно не знаю этой концовки, ну и что из этого следует? — спрашиваю я.

— Очень многое. Прежде всего, алиби, которое составит тебе Густав, теряет всякую ценность. Ты не слышал концовки повести, потому что тебя в это время не было в комнате.

— Вздор! Густав подтвердит, что я не выходил, да и зачем мне было выходить?

— Чтобы напиться, — говорит Франк, — повести Густава невозможно слушать на трезвую голову, это ясно. Густав так разворковался, что забыл обо всем на свете. Тебе все это страшно наскучило, и в определенный момент ты потихоньку встал и выскользнул в канцелярию, где держал бутылку. Когда ты был в канцелярии, позвонила черная, потому что она звонила все-таки в канцелярию. Ты поговорил с нею по телефону и попросил ее прийти через пятнадцать минут, пообещав, что подойдешь туда сам. После этого ты вернулся наверх в квартиру, где Густав закончил чтение, так и не заметив твоего отсутствия. Потом вы позвонили мне. Покидая квартиру, ты отстал от Густава и заскочил в канцелярию, чтобы разделаться с черной, которая уже была там. Твоего отсутствия Густав не заметил и на этот раз, он был упоен собственным творчеством, как токующий глухарь. Вот мой сценарий, Монти. Пока!

Вместе с Майкой Франк исчезает за дверью, остаемся я, Пумс и Ванда.

— Я никогда в это не поверю! — заявляет Пумс решительно. Хватает стоящую на столе четвертинку и выпивает остатки водки.

Очевидно, выступление Франка произвело определенный эффект.

— Монти, какая была концовка? — тихо спрашивает Ванда.

— Не знаю, — признаюсь я, — я уснул.

— Уснул?

— Я пил несколько предыдущих ночей подряд и страшно устал, а повесть была безнадежна. Я уснул именно тогда, когда Густав приближался к концовке. Разбудила меня сигарета. Я держал в руке сигарету, которая догорела до конца и обожгла мне палец — вот, посмотри!

Показываю Ванде средний палец правой руки и с огорчением замечаю, что след от ожога прошел, палец чистый, как слеза. Ванда кивает головой и воздерживается от комментариев. Не верит мне, это ясно. Пумс внимательно наблюдает эту сцену и, очевидно, тоже борется с подозрением. Интересно, поверит ли она, что я убийца. Мне бы хотелось, чтобы не поверила. Не очень мне это поможет, но все-таки. Пока хоть кто-нибудь будет убежден в моей непричастности к убийству, мне хватит сил отпираться от этих двух трупов до последнего дыхания. Франк был прав — это лучший способ обороны.

Пумс морщит лобик в чрезмерном умственном напряжении и неожиданно светлеет.

— Но ведь это невозможно! Вы никак не могли убить! Ведь госпожа Поляк разговаривала с черной через полчаса после того, как вы вышли из дома. В это время вы были уже у господина Шмидта. Господин Шмидт пошутил, правда?

— Согласно концепции Франка, Майка солгала, — говорю я, — солгала, чтобы спасти меня. Когда она пришла сюда, черная уже была мертва. Майка отнесла труп черной наверх в квартиру и инсценировала самоубийство. Она заметила Гильдегарду на лестнице и решила использовать ее в роли свидетеля. Потом положила на край шкафа что-то тяжелое, привязала к этому шнурок и вышла из квартиры, зажав конец шнурка в руке. Когда убедилась, что Гильдегарда видит ее, она потянула за шнурок, раздался грохот, так как этот предмет свалился со шкафа. Майка вернулась в квартиру, отвязала шнурок, положила тяжелый предмет на свое место и снова вышла. Ведь Гильдегарда сказала, что этот отзвук был слишком тихим для выстрела. Ну и действительно, потому что это совсем не было выстрелом. Так думает Франк.