Мери Райнхарт - Дверь

Она продолжала беспокоиться и даже бояться за Дика. Ей казалось, что все спокойно только потому, что мы не знаем о каких-то зловещих событиях. Из чистого отчаяния она была готова свалить вину на кого и на что угодно.

Кажется, в среду, после того, как ушел доктор Симондс, она неожиданно заявила:

— Не нравится мне он.

— Почему же, Джуди?

— Он скользкий. И всегда здесь.

— Конечно, всегда. Когда его зовут.

— И только? — Она бросила на меня странный взгляд. — А ты не думала, что он мог проезжать мимо в ту ночь, когда стреляли в Джозефа?

— Он здесь проезжал? Я не знала.

— Да, проезжал. Я его заметила. Дик тогда звонил по телефону, а я побежала на улицу — вдруг увижу полицейского. А он как раз проезжал мимо в своей машине.

— Действительно, повезло, не так ли?

— Не знаю, — медленно произнесла она. — Вспомни, Элизабет Джейн: когда отец здесь болел, он его лечил и узнал о завещании. Он знает всех нас и все о нас. И если получше все вспомнить, то он всегда где-то рядом. Вот Джозефа сталкивают с лестницы. Где доктор Симондс? Сидит в своем кабинете и готов ехать на вызов. Меня бьют в гараже, а он дома возле телефона! В Джозефа стреляют, и он как раз проезжает мимо дома.

— Но, Джуди, Бог с тобой!

— Я с ума сойду от всего этого, но доскажу. Дядя Джим болеет, и кто у него днюет и ночует? Симондс. Как в детском стишке о добром духе, который укладывает в теплую постельку. Только в нашем случае это не мамочка, а доктор Симондс. Он мог забраться в гараж, оставить пятно в машине и таким образом направить подозрения на дядю Джима. И машина своя у него есть. Он, кстати, гоняет как черт.

Откуда известно, что это не он ездил тогда к отцу ночью в Нью-Йорк? Он высокий, довольно худой, фрак у него есть. И он его довольно часто носит. Вот что бы я действительно хотела узнать, — она раскраснелась и говорила взволнованно, — так это его интерес! Мы все ему верим на слово, а если он лжет?

— Уважаемый в городе доктор… — начала было я.

— Я устала от уважаемых докторов и уважаемых адвокатов. Больше никому не верю. А если эти двое, мистер Уэйт и доктор Симондс, сговорились и вместе с Уолли устроили все дело? Доктор Симондс чем-то опаивает отца, а мистер Уэйт пишет завещание. Отсюда подозрения Сары. Она пишет в дневнике, что в тот день отец вел себя странно.

— Значит, твой дядя Джим именно его видел на склоне в ту ночь, когда убили Сару, и теперь ради него подставляет свою шею? Не глупи. Но по-твоему получается, что доктор Симондс что-то сделал с Уолли и стрелял в Джозефа.

— Почему бы и нет? — ответила она несколько более спокойно. — Уолли собирался все рассказать на суде, и его просто необходимо было убрать. А Джозеф что-то знал или кого-то подозревал. Поэтому в него и стреляли. Нельзя забывать, что Джозефа ведь хотели убить. Целью было именно это.

— Не верю. Доктор Симондс лечит меня много лет и…

Она нетерпеливо взмахнула рукой.

— Почему женщины с возрастом начинают так доверять докторам? Доктора тоже люди. Я прошу тебя подумать и не быть сентиментальной. Уолли знал, что рано или поздно будет задан вопрос об оказании на отца незаконного давления или его дееспособности в момент составления завещания. И что они делают? Доктор Симондс пишет ему письмо, подтверждающее дееспособность отца. А кто подтверждает слова Уолли о том, что они с отцом во время его болезни полностью помирились? Опять доктор Симондс! Сара ведь об этом никогда не говорила, так?

— Она ничего никогда не говорила. А Уолли она не любила.

— Ладно. А Джозеф? Кто мог войти в дом безо всяких подозрений? Допустим, мы бы его увидели еще до выстрела? Разве стали бы его в чем-то подозревать? Нет! Он бы просто сказал, что увидел открытую дверь и зашел, не позвонив. И что ему нужен был телефон или еще что-нибудь. Ты бы налила ему рюмочку его любимого шерри. И все.

— Но зачем ему было входить через заднюю дверь?

— Кто сказал, что через заднюю? Почему не через переднюю? Он зашел, налил себе рюмку, а потом пошел по дому. Может быть, он вообще не планировал убивать Джозефа, а просто воспользовался удобным случаем?

Этот разговор состоялся, кажется, в среду, а в Джозефа стреляли в воскресенье вечером.

Легко понять, что, услышав новую теорию Джуди, я спала плохо. Хотя после этого преступления в моем доме, как ни странно, стало безопаснее. Днем один полицейский дежурил возле дома и хотя бы спасал нас от толп любопытных, которые иначе нас просто замучали бы. По ночам приходил другой и до утра дежурил на первом этаже.

Служанки оставляли ему в буфетной ужин и кофейник. Примерно в два часа ночи по дому разносился запах свежего кофе, и хотя я начала страдать от хронической бессонницы, этот уютный домашний запах успокаивал. В доме царил закон — вооруженный, сильный и недремлющий. Я засыпала.

Но не в эту ночь. Я лежала в постели, прислушиваясь к далеким звукам внизу, и снова и снова возвращалась мысленно к словам Джуди. Когда это окончательно превратилось в кошмар, я встала, надела халат, тапочки и пошла вниз.

Буфетная выглядела очень уютно. Массивная фигура в форме возвышалась перед столом, на котором стояли тарелки с холодным ростбифом, салатом, сыром, а также хлеб и кофейник. Хватит до самого утра.

Наверное, я вошла почти неслышно, потому что при первом же моем слове он вскочил и резко повернулся ко мне. Несмотря на то, что вместо оружия в его руке была только серебряная вилка, мне даже стало немного не по себе.

— Мне захотелось кофе, — сказала я.

— Конечно, мадам, заходите, — радостно приветствовал он. По энтузиазму, с которым он бросился мне помогать, я поняла, что ночь тоже казалась ему длинной и достаточно жутковатой.

И мы по-дружески сели ужинать. Он порекомендовал к ростбифу горчицу. Я послушалась, хотя ее вообще не ем. Он говорил беспрестанно, как человек, который рад слышать любой человеческий голос, даже свой собственный. А когда мой эксперимент с горчицей довел меня до слез, он даже добродушно похлопал меня по руке.

— Запейте ее кофе, мадам, и сразу станет лучше. Вам, по-моему, здесь досталось.

Тут он немного смутился и из деликатности решил сменить тему:

— А что случилось с той рыжеволосой девушкой, которая была здесь, когда… нас сюда вызвали? Я ее с тех пор не видел.

— Это моя племянница, Джуди Сомерс. Она живет не здесь. Но у нее волосы не рыжие.

— Я не о мисс Сомерс. Я о девушке с рыжими волосами. Она бежала по дорожке к дому впереди меня. Я ее догнал.

Я замерла. К счастью, он был занят тем, что сосредоточенно перекладывал куски сахара в свою кружку с кофе. Я смогла спросить довольно ровным голосом:

— Девушка с рыжими волосами? Вы с ней говорили?

— Можно сказать, да. Она схватила меня за рукав и спросила, что случилось. Я сказал: «А вам какое дело?» Она ответила, что здесь работает. И имеет право знать. Наши уже были в доме, я сам торопился, но она меня не отпускала. Вид у нее был немного нездоровый. «Человека ранили», — ответил я и побежал дальше.