Роман Канушкин - Стилет - Обратный отсчет

Чип зашел в кафе, бросил официанту:

- Дос сербесса*! - И пошел занимать самый дальний столик, куда осенью в ветреную погоду долетали брызги прибоя. Сейчас лето полностью вступило в свои права, и бархат ночного моря был неподвижен, как черные крылья огромных уснувших бабочек. Испанский Чипа ограничивался возможностью сделать заказ в ресторане, договориться с проституткой или гостиничным портье, но Чип знал, что эти люди ценили, когда к ним обращались на их родном языке, и они нравились Чипу больше пафосной и шумной тусовки, с которой он приехал в их страну. Он быстро выпил кружку ледяного пива, набрал полные легкие морского воздуха и подумал, что с удовольствием просидел бы за этим столиком остаток жизни. И тогда, словно сотворившись из ночи, появился этот Дед. Он с улыбкой гранда или предводителя контрабандистов, обнажившей ровный и все еще безупречной белизны ряд зубов, поинтересовался, не помешает ли. Чип вообще-то хотел посидеть в одиночестве, но Дед был уж очень колоритен, и Чип решил, что общение с таким персонажем действительно не помешает. Далее Дед поинтересовался у Чипа, не француз ли он.

* Два пива (исп.).

- Нихт, - ухмыльнулся Чип, а потом добавил, - нон...

- Дойчлянд?* - Дед посмотрел на Чипа и тут же отрицательно покачал головой. - Вэ ар ю фром?**

- Фром Раша***, - улыбнулся Чип. - Руссо...

* Германия? (нем.)

** Откуда вы? (англ.)

*** Из России (англ.).

- Руссо?!!

- Си, сеньор... Так точно...

- Так точно, - повторил испанец. Казалось, он очень обрадовался. - Я немного говорю по-русски. Так точно. Именно так говорил мой друг (испанец имел сильнейший акцент, путал буквы: й-а-а ньемнохо говорью руссо, - но Чип понимал его, к тому же познания Чипа в испанском были значительно беднее). Испанцы помнят русских, и многие благодарны им за тридцать шестой год, правда, сейчас времена меняются.

- Да, действительно, - согласился Чип.

- У меня был друг, русский летчик, мы звали их "курносые"... Он погиб под Мадридом, когда уже распустили интербригады и поражение Республики стало неизбежным... Его звали Миша. Он говорил, что это - медведь. Русский медведь.

- Наверное, так, - улыбнулся Чип. - Стало быть, тезка.

- Тезка?

- У нас с ним одно имя. Я тоже Миша. Михаил Коржава.

И они познакомились.

Они говорили долго, пока не перебрали множество тем - от корриды, фиесты и русских пельменей до секретов виноделия, где род Деда оказывается весьма преуспел; от работ Эль Греко и Веласкеса, возможности реставрации тоталитаризма в России до сумасшедшей архитектуры Гауди, которую Чип наблюдал в Барселоне и ее окрестностях. И чем больше они говорили, тем уютнее становилось Чипу и тем меньше ему хотелось покидать человека, чей род уже не одно столетие превращал виноградный сок в вино - Чип оценил молодой янтарный мускат и терпкое красное трехлетнее - и в чьих жилах скорее всего вместо крови пульсировало расплавленное Солнце.

А потом Дед показал Чипу свою наваху с инкрустированным лезвием и блеснувшей, словно зрачок пантеры, канавкой - кровостоком. Дед сказал, что наваха досталась ему еще от отца. А Чип подумал, что он-то рос без отца и поэтому его наследство - лишь поиски утрачиваемого мужества. Чип твердо решил встать предстоящей зимой на сноуборд* или совершить затяжной прыжок с парашютом - эстетский бунт, он же паника перед нашествием Андротина, вернее, перед нашествием Вечной Бабы.

* Сноуборд - букв, снежная доска для катания с гор, достаточно экстремальный вид зимнего спорта (англ.).

- Я хочу выпить за вашу страну, - провозгласил Чип тост, - где не прошел... где не прошел бабизм.

Дед его не понял. Чип пояснил. Дед пришел от этого в восторг.

- Они у нас никогда не пройдут, - расхохотался Дед. Оба уже были прилично навеселе, и Дед погладил свою наваху. - У нас есть что передать сыновьям. - Потом он указал на стайку красавиц, потягивающих какой-то коктейль в ожидании заблудившихся в этой ночи кавалеров, его глаза хитро заблестели. - Но пасаран*, амиго!

* Они не пройдут! - республиканский лозунг времен гражданской войны (исп.)

- Но пасаран! - засмеялся Чип, и они выпили.

А потом появилась Ирланда Мари Пасс, и Чип понял, почему "но пасаран". Дед, с гордостью поглядывая на нее, заявил, что Ирланда - его младшая внучка, приехавшая на каникулы со своими университетскими друзьями. Сейчас эта веселая компания, нарядившись группой поющих хитанос - цыган, возвращается с фиесты, бушующей в центре города, и, если Чип хочет, Дед может попросить их что-нибудь исполнить. Они хорошие ребята, а об усталости им думать еще рановато. Чип сказал, что будет им очень признателен - в какой-то момент ему показалось, что эти люди его родственники, что он испанец и просто вернулся домой после долгого отсутствия. Алкоголь... И они запели. Чип услышал гитару, совсем непохожую на тоскующую по воле гитару российских просторов. На этой желтой земле, что смотрит в небо (бездонную синь неба? над всей Испанией безоблачное небо?!) огромными глазами, где безрассудство любви переплелось с пьянящей готовностью к измене, где из-за женщин готовы сражаться на ножах, навахах с инкрустированными лезвиями, для того чтобы на ближайшей фиесте менять подруг, не сожалея (как перчатки? так было в какой-то нашей песенке?), где ласка может быть беспощадной, а нежность в состоянии убить, и все это очень весело, - на этой земле была рождена совсем другая гитара. Чип растворялся в этой музыке, лучшая ночь за последние годы. Первобытная, забытая пляска и множество веков, целый слой, возможно, самой рафинированной культуры Запада в гремучей смеси с Востоком. Чип балдел - алкоголь, ритм фламенко, взорвавший мир до полноты бытия, Испания - расплавленное, выплескивающееся Солнце, и танцующая Ирланда Мари Пасс - юная девственница, Кармен, невинна, сладострастна, расточительна и недоступна... Ох, Дед, как же бы я хотел трахнуть твою внучку, а может быть, пить с ней молочный коктейль трубочками из одного стакана. Безупречность жеста - руки поднимаются к волосам и еще выше, пронзая звездный бархат ночи, и - парадоксально! - в глубине ладоней (Дед смеялся, когда Ирланда подавала Чипу вино, а потом они волокли его танцевать) живет тепло заботы или, быть может, уже осознаваемого материнства. "У южных женщин щедрые руки", - скажет Чип. Еще алкоголь, изящество породистой кобылицы, Тулуз-Лотрек, пришедший на память, к черту Тулуз-Лотрека! Чип балдел. Великолепный Дед, им есть что передать не только своим сыновьям! Чип не знал и поэтому не мог себе признаться в том, что он, наверное, влюбился. Просто-напросто влюбился, как это происходило, происходит и будет происходить с миллионами других людей. Он этого просто не знал. Чип был надежно защищен от всякой эмоциональной дребедени; он был циничен, весел, жесток и часто великолепен. Поэтому просто потрясающий Дед, отличная вечеринка и живые, по-настоящему ЖИВЫЕ люди вокруг.