Аркадий Карасик - Похищение королевы

- Павел Евгеньевич, у меня - просьба...

Сейчас последует фраза о временных финансовых трудностях, завершится она трагической просьбой ссудить небольшую сумму. В основном, для приобретении лекарств для больной матери. Или - теплой обуви на зиму. Опять же не для него - ему, дескать, ничего не нужно...

Почти угадал. Но просьба прозвучала настолько истерично, что я невольно вздрогнул.

- Меня убьют!... Понимаете, убьют!... Они ожидают возле вашего под"езда... Не вынесу пятьсот баксов - кранты... Мама не переживет моей гибели!... Ну, что для вас полкуска баксов! Заработаю, украду - верну!

- Успокойся, - подал я парню стакан с водой. Он впился в его край губами, зубы задребезжали по стеклу. - Об"ясни толком, кто тебя ожидает и почему ты должен платить этим людям?

- Это неважно, главное - откупиться... Павел Игнатьевич, если вы меня не спасете - всю жизнь будете каяться. Совесть замучает... Взял бы у мамы она восемь месяцев не получает зарплаты... Один выход - вы... Прошу...

Врет, конечно, играет заранее отрепетированную роль. Но передо мной сейчас - не негодяй и пропойца, а родной сын моей жены. Пусть жены бывшей, но сколько мы прожили вместе! И надо честно признаться - счастливо прожили. Не считая последних двух лет, после выхода Витальки из очередного заключения.

В конце концов, не мы - для денег, а деньги - для нас. Мерзавец прав: случись с ним беда, совесть меня замучает. Вдруг он не лжет, его, действительно, подстерегают бандиты? Неважно за что, проигрался в карты, сдал кого-нибудь ментам. Ведь не полный же он подлец, чтобы так мерзко играть на душевных струнах по сути постороннего человека?

Несмотря на самую настоящую ненависть, которую я испытывал к виновнику развала семьи, обиду за незаслуженные оскорбления, я был уверен: какие-то гены доброты и совести он все же унаследовал от матери.

Знал ведь, знал, что деньги предназначены либо на пропой, либо на проституток, что меня просто шантажируют, но отказать сыну Машеньки был не в силах.

Молча поднялся, запустил руку за книги, достал старый бумажник.

- Держи.

- Не думайте - я верну... через неделю верну... или через месяц, забормотал Виталий, засовывая сотенные купюры в карман джинсов. - Мне должны отдать...

Я промолчал. Пасынок славится удивительной забывчивостью. Трудно сосчитать сколько раз он "занимал" у меня деньги и сколько раз забывал их отдать. Вначале я напоминал - жили мы с Машенькой трудно, каждый рубль высчитывали. Потом понял - бесполезно. Виталий попросту забывает о своих долгах, считает, что все окружающие - родные, знакомые, приятели - обязаны содержать его. Ибо все они - быдло, предназначенные кормить и холить барина.

Я ожидал, что получив деньги Виталий уйдет. А он не ушел, мало того, об"явил о мучающей его жажде: не прочь попить чайку. Если, конечно, у непьющего отчима нет более крепкого напитка. С учетом юбилейного праздника.

Естественно, я умолчал о припрятанной бутылке мартини. Узнает - не уйдет до тех пор, пока ее не вылакает. Мне показалось странным неожиданное желание пасынка почаевничать. Да еще с кем? С падлой, вонючим собачьим дерьмом, грязным фрайером.

Я припомнил все мерзкие "звания", которыми наградил меня Виталий. Не для того, чтобы докрасна раскалиться праведным гневом. Оправдать себя в собственных глазах. Пришел сын жены поздравить с юбилеем, по всем писанным и неписанным законам гостеприимства виновник торжества должен выставить соответствующее угощение. В данном случае - хотя бы бутерброды.

Заставив себя успокоиться, я поставил на плитку чайник, достал из шкафчика печенье, булочки, конфеты. Будто принимал не мужика - дамочку. Ту же Надин.

- Не надоела вам холостая жизнь?

Виталий упрямо гнул свою линию. Видимо, выполнял маменькино поручение. Я отмалчивался. Мои отношения с бывщей женой касается только нас, даже ее сын не должен иметь к ним доступа.

- Я уже сказал: пока не надоела.

Двухминутное молчание. Стук ложечек в чашках. Обмен непонимающими взглядами. Полный дискомфорт.

- Когда я вошел в квартиру, меня встретила бабуся. С трудом ходит шатается, из глаз - слезы. Какая беда приключилась? - с явно фальшивым участием неожиданно спросил пасынок. - Можете мне не верить, но я жалею стариков - несчастные они люди...

Тема "больной матери" успешно отработана: деньги на выпивку и закус в кармане. Включена запись о несчастных стариках, которым он искренне сочувствует.

Удивительная жалостливость! Удивительная потому, что однажды я был свидетелем послеалкогольного скандала, когда Виталий тряс за грудки престарелого соседа, вся вина которого заключалась в том, что тот зацепил ногой коврик возле двери Машенькиной квартиры.

Но не напоминать же стервецу все его грехи? О которых он сразу же забывает. Как и о долгах. Пришлось посвятить "гостя" в несчастье, случившееся с внучкой бабы Фени. Без особых подробностей, не упоминая о своем согласии помочь соседке в розыске Верочки.

- И удалось что-то нащупать?

Я пожал плечами. Откуда мне знать? Сочувствую, конечно, все же соседи, но дальше этого - ни шагу. Маневр не получился, пасынок знал меня лучше, чем я его.

- Вы, естественно, предложили свои услуги? В роли этакого частного детектива. К тому же - бесплатно... Удивляюсь, Павел Игнатьевич, вашей наивности. Лезете в болото, которое легко вас может проглотить, и еще чирикаете. Благо бы за пару кусков баксов, а то ведь на общественных началах. Стыдно и обидно. Мы с мамой каждый рублик отсчитываем, а вы...

Я не стал ни подтверждать предположение парня, ни отвергать его. Пусть думает, как хочет. В соответствии с нормами поведения, утвердившимися в его окружении.

- Баба Феня написала заявление в милицию...

- Посоветовали бы соседке не особо доверять ментам. Продажные они, суки, все, как один, продажные, - со злостью цедил парень ядовитые слова. Достали его сотрудники правоохранительных органов, насыпали соли на хвост, прищемили загребущие руки. Вот и лютует. - Сдерут со старухи баксы и слиняют. Дескать, все, что смогли, сделали, жаль не получилось.

Признаться, сам отношусь к милиции с изрядным недоверием, не раз был свидетелем получения милиционерами взяток, избиения ими невинных людей, грубости, граничащей с откровенным хамством. Почти во всех моих произведениях фигурируют сыщики-предатели, участковые - хапуги, патрульные - костоломы. Но наряду с ними стараюсь рисовать образы честных сотрудников, обаятельных людей. Осуждая первых, преклоняюсь перед вторыми.

А из Виталия так и плещет ненависть. Глаза с"узились, пальцы сжались в кулаки, голова пригнулась к груди. В горло готов вцепиться ненавистному менту, пополам его разодрать.

- А кто еще поможет несчастным старикам, если не милиция? Вот и приходится надеяться.