Андерс Рослунд - Возмездие Эдварда Финнигана

— Эй, ты, куколка!

Хермансон обернулась.

Мужчина средних лет стоял у высокой железной решетки на газоне кладбища у Кунгсхольменской церкви и пялился на нее.

— Куколка, посмотри-ка сюда.

Он расстегнул пуговицу на брюках и теперь возился с молнией.

Этого было достаточно. Она уже все поняла.

— Ну, доставай свой причиндал, старый пердун!

Она сунула руку в куртку, всего на несколько секунд, и в руке ее оказался служебный пистолет.

— Ну же, давай.

Она не сводила с него взгляд и говорила спокойным голосом.

— И я тебе его отстрелю. Новеньким полицейским оружием. Допоказывался, хватит!

Он остолбенел, не в силах отвести взгляд от «куколки», наставившей на него пистолет. Надо же: она из полиции! Потом отскочил, попытался застегнуть ширинку, споткнулся о поросшую мхом надгробную плиту с трудноразличимой надписью и помчался прочь не оглядываясь.

Хермансон покачала головой.

Сколько же психов развелось!

Большой город порождает их, кормит и прячет.

Мариана Хермансон подождала, пока он скрылся в зарослях кустарника, а потом продолжила свою прогулку — мимо ратуши, потом под железнодорожным мостом, и через пару минут — на лифте вверх к стеклянным дверям, те открылись, едва она позвонила: ее ждали.

Сотрудник канадского посольства представился как Тимоти Д. Краус — высокий молодой человек со светлыми, коротко постриженными волосами. У него было приветливое лицо и обычная для дипломатов походка и манера говорить. Хермансон уже приходилось сталкиваться с подобными типами во время различных расследований, и она не раз удивлялась, как они похожи друг на дружку, эти люди в посольствах, независимо от национальности и происхождения, они ходили и двигались именно как дипломаты, говорили как дипломаты. Были ли они такими с самого начала и потому выбрали дипломатическую карьеру, или приобрели по ходу дела эти манеры, помогающие им быть незаметными?

Хермансон протянула ему паспорт, принадлежавший человеку, который в это время сидел в следственной тюрьме по подозрению в попытке убийства. Краус потрогал темно-синюю обложку, провел пальцем по страницам внутри, изучил номер и персональные данные.

На все ему понадобилось не так много времени; когда он заговорил, его голос звучал уверенно:

— Паспорт подлинный. Я в этом убежден. Все правильно. Я уже проверял номер. И персональные данные совпадают с теми, которые были внесены при выдаче.

Хермансон посмотрела на служащего посольства. Она сделала пару шагов вперед и указала на компьютер.

— Я бы хотела посмотреть.

— Других сведений нет. Мне очень жаль. Это все, что мы можем вам предоставить.

— Я бы хотела увидеть того человека.

Краус задумался над ее требованием.

— Это важно.

Он пожал плечами:

— Конечно. Почему бы и нет. Раз уж вы пришли. Я уже передал вам всю прочую информацию.

Он взял стул и предложил ей сесть рядом с ним, налил стакан воды, извинился, что на подключение к Сети понадобится время.

Теперь за стеклянной дверью стояли два человека в темных костюмах, они вошли, и их встретила одна из сотрудниц. Они прошли мимо Крауса, кивнули ему, как знакомому, и прошествовали дальше.

— Еще немного. Сейчас соединимся.

Экран ожил, Краус набрал пароль и открыл страничку, напоминавшую указатель в книге. Затем открылись еще два окна: имена в алфавитном порядке, двадцать два канадских гражданина носили фамилию Шварц и имя Джон.

— Пятый Джон Шварц сверху. Видите. Это его номер паспорта. — Краус кивнул на экран. — Вы хотели посмотреть, как он выглядит.

Фотография Джона Шварца, которая была в паспорте, что лежал теперь на столе, того Джона Шварца, который, согласно миграционной службе, имел постоянный вид на жительство в Швеции, заполнила весь экран.

Краус смотрел туда, ничего не говоря.

Он наклонился вперед, полистал паспорт, раскрыл страницу с фотографией и личным номером.

Хермансон догадывалась, о чем он думает.

Человек на фото в паспорте был белым.

Тот мужчина, которого описывали как подозреваемого в попытке убийства и который сидел в камере, — был белым.

Но тот, кто улыбался на фото в досье канадского полицейского управления, тот, кто некогда был законным владельцем паспорта, который Краус сейчас держал в руках, он-то был цветным.

Эверт Гренс был раздражен. День начался наперекосяк уже в шесть часов утра, едва он открыл входную дверь в полицейское управление, а теперь, когда время подходило к обеду, стало еще хуже. Он не выносил всех этих идиотов. Если бы можно было закрыться от всех и пустить музыку погромче, методично расправляясь с кипой следственных дел, которые надо было уже давным-давно завершить. Но не успел он и подступиться к работе, как кто-то постучал в дверь. Очередные бессмысленные вопросы и плохо обоснованные отчеты, он презрительно фыркнул, — а еще требуют, видите ли, чтобы он прикрутил звук, — да пошли они к черту! Он скучал по Анни.

Ему хотелось обнять ее, почувствовать ее ровное дыхание.

Гренс был там накануне, обычно потом он несколько дней ждал, но на этот раз он отправится туда уже сегодня после обеда, съест гамбургер в машине и как раз успеет коротко с ней повидаться.

Гренс подождал, пока Сив закончит свою песню, затем поднял новенький беспроводной телефон, в котором он еще не очень-то разобрался, и позвонил в санаторий. Ответила молоденькая дежурная, одна из его знакомых. Он сказал, что собирается заехать в течение ближайшего часа и хотел убедиться, что это не нарушит никаких врачебных осмотров или групповых занятий.

Ему сразу полегчало. Злоба, которая постоянно жила в груди, немного поутихла, чуть-чуть потеснилась, он снова смог напевать.

Он еще и насвистывал «Горести любви», 1964, фальшивя, пронзительный звук резал пространство в клочья.

Десять минут. Все. Потом снова стук в дверь, кому-то опять неймется. Гренс вздохнул, отложил папку, которую только что взял в руки.

Хермансон. Он жестом разрешил ей войти.

— Садись.

Гренс все еще не решил, как вести себя в этой новой ситуации. Но он был рад видеть ее. Молодая женщина, да ну, нет, не в том дело, конечно.

Это что-то другое.

Он все чаще стал задумываться, не вернуться ли ему ночевать в свою большую квартиру, возможно, он там и выдержит.

Он мог бы просмотреть киноафишу в «Дагенс нюхетер» — это он-то, не ходивший в кино со времен Джеймса Бонда и «Moonrecker», 1978! — да и на том фильме он вообще заснул, уж больно долго не кончались утомительные космические приключения.

Иногда Гренс подумывал: а не выбраться ли ему как-нибудь на одну из тех дурацких торговых улиц в центре, не присмотреть ли себе новый костюм — дальше этого, правда, дело так и не заходило, но он ведь почти собрался.