Чарльз Вильямс - Мертвая яхта

Когда я отплыл от яхты ярдов на семьдесят пять, я поднял голову и позвал вполголоса:

— Шенион! Шенион!

Ответа не последовало. Я жутко испугался, что проплыл мимо нее в темноте. Сердце замерло у меня в груди, и я закричал, что было сил:

— Шенион!

На этот раз я услышал ее милый голосок.

— Здесь! — донесся до меня ее слабый голос. — Я здесь… сюда.

И я понял, что она тонет. Она находилась слева от меня. Я повернулся и лихорадочно заработал руками. Я не ощущал соленой морской воды, перекатывающейся через мою голову. Другое, более страшное и темное море — море ужаса и отчаяния — охватило меня. Неужели я не успею? Неужели…

Сердце мое было готово разорваться. Я совсем уже было потерял надежду, когда наконец заметил ее бледное личико, мелькнувшее в ложбине между волнами.

— Слава богу, — прошептал я, отплевываясь от соленых брызг.

Она обхватила мою шею руками, пытаясь приподнять голову над водой. Мы сразу погрузились в воду. Я почувствовал внезапный холод, хотя вода была теплой, как чай. Она крепко держалась за мою шею обеими руками.

Мы вынырнули на поверхность ночного моря. Я стряхнул воду с лица.

— Шенион! Где спасательный жилет?

Она с трудом ловила воздух широко раскрытым ртом, отфыркиваясь и отплевываясь от попавшей в рот воды.

— Я… я, — пыталась что-то сказать она, судорожно глотая воздух, — я… потеряла его…

Яркий солнечный свет, заливший каюту, привел меня в чувство. И тогда страшный кошмар минувшей ночи вернулся ко мне.

Спасательный жилет пропал, и Шенион понимала, что не сможет долго продержаться на воде. И все же она не обращала внимания на крики Беркли с "Балерины", который пытался разыскать нас среди волн. Она была замечательна! Испуганная и измученная, она изо всех сил старалась следовать моим советам. Сбросив с себя всю одежду, чтобы было легче плыть, мы продолжали свою безнадежную попытку добраться до побережья, ориентируясь по звездам.

Наступил рассвет, а мы не покрыли и трети расстояния до цели.

Я набрал в легкие воздуха и произнес:

— Я не говорил вам этого раньше, даже после того, как узнал, что он хотел бросить вас… но теперь уже все равно. Я должен сказать вам… я люблю вас. Вы всегда были в моем сердце с тех пор, как я увидел вас там, на пирсе…

Она ничего не ответила. Она медленно протянула ко мне руки и обняла меня за шею. Мы погрузились в воду, руки наши переплелись, а губы слились воедино. Это было словно бесконечное падение сквозь теплое розоватое облачко. Очень смутно я сознавал, что это была вода, в которую мы погружались, и если мы не всплывем на поверхность, то утонем. Я просто не в состоянии был отпустить ее даже на короткое время, необходимое для того, чтобы всплыть, и мы продолжали погружаться в теплый разноцветный экстаз…

Затем мы снова очутились на поверхности, и я заметил перед собой вздернутый нос яхты… Она все еще продолжала наши розыски. Неожиданно я понял, что Шенион сама отпустила меня. Я рванулся за ней, сообразив, что судно движется прямо на нас. Вероятно, Беркли с успехом использовал мой бинокль. Я помню, как Бартфильд свистнул, выуживая Шенион из воды. Потом я потерял сознание.

Было четыре часа пополудни, когда Бартфильд потряс меня за плечо. Этот тип откровенно ненавидел меня, но Беркли, очевидно, строго приказал ему оставить меня в покое. Бартфильд разбудил Шенион и распорядился, чтобы я приготовил несколько бутербродов и сварил кофе. Затем он вернулся на палубу.

Как раз тогда, когда она одевалась, а я готовил еду, мне в голову пришла еще одна идея. Если бы нам удалось избавиться от этих двух, все проблемы решены. Зачем возвращаться назад? Здесь была "Балерина", женщина, которую я любил, и восемьдесят тысяч долларов. Мы могли бы поменять наши имена и пожениться в одном из крошечных карибских портов. Мы могли бы сменить название судна и его порт приписки. Мы могли бы обходить стороной крупные порты, отправиться в кругосветное путешествие и никто бы никогда не нашел нас!

Мои приятные мысли были внезапно прерваны. Двое моих "друзей" окликнули меня с палубы. Одними мечтами от них не избавишься — надо принимать крутые меры.

В моем распоряжении было пять дней, даже неделя. "Ведь спят же они когда-то?" — надеялся я.

Шенион помогла мне принести еду. Беркли находился у румпеля, а Бартфильд расположился у левого борта, вытянув свои длинные ноги. Увидев ее, он осклабился:

— Ну как? Пришла в себя, крошка?

Шенион взглянула на него мельком, словно он был какой-то тварью, ползающей по сточной канаве после дождя. Она устроилась у борта, держа на коленях поднос с сандвичами.

— Проверь-ка акваланг, — приказал мне Бартфильд. Он взял с подноса бутерброд и посмотрел сначала на меня, затем на Шенион. — Мы в пятидесяти милях от берега, так что не устраивайте мне марафонских заплывов. И забудьте о шлюпке. Я не буду церемониться, предупреждаю! Я прострелю тебе ножку у паха, блондиночка, если кто-нибудь из вас вздумает выкинуть фортель. А сейчас расскажи-ка нам подробно, что говорил твой муж о самолете?

Она брезгливо посмотрела на него.

— Он сказал, что это случилось вечером перед заходом солнца, когда он находился над Скорпионьим рифом. Он держал курс на Флориду. Через несколько минут у него задымился правый мотор. Ему не удалось сбить пламя, и он понял, что аварии ему не избежать. Минуты за две до этого он заметил внизу белую пену прибоя. Самолет упал в двух милях к востоку от этой пены. Он успел лишь выбраться на крыло и сбросить в воду надувную лодку. Он ведь совсем неумел плавать… впрочем, это вам, очевидно, известно.

— А почему он не захватил с собой бриллианты?

— Он запер коробку в отделение для карт, чтобы она не кувыркалась по самолету в случае болтанки. Он не успел открыть замок, так как штурманский стол сразу оказался под водой.

— Куда делся водолаз?

Она вздрогнула, словно этот вопрос причинил ей внезапную и острую боль.

— Он сказал, что водолаз не успел отстегнуть ремни, которыми был пристегнут к креслу, и затонул вместе с самолетом.

Неожиданно вмешался Беркли.

— Почему он был так уверен в координатах места аварии? У него не было времени смотреть на компас во время катастрофы, а спасательный плотик, как известно, не снабжен навигационными приборами. Что вы на это ответите?

Она была совершенно спокойна.

— Я же сказала, что это случилось вечером. Солнце садилось. Самолет, северная граница бурунов на отмели находились на одной линии с солнцем.

Шенион быстро повернулась ко мне.

— Теперь я понимаю, что вы спрашивали меня об этом, Билл, не так ли? О том, мог ли он разглядеть с плота прибой у отмели. А у меня это совсем выскочило из головы.

Я кивнул. Конечно, это обстоятельство несколько меняло дело, но нам все равно предстояло сперва найти эту отмель. А это было безнадежно.