Юрий Кургузов - Возвращение Скорпиона

— Пожалуйста, сюда, — повторил я, и Маргарита нахмурилась:

— Ты ведешь себя как хозяин.

Я замотал головой:

— А вот и неправда! Только как организатор мероприятия. Можно считать, что временно я являюсь церемониймейстером, не более того. Ну, давай, заходи!

Она вошла и удивленно остановилась:

— Это еще что за шутки?!

Я пояснил:

— Никаких шуток. Через пятнадцать минут здесь состоится собрание некоего, в основном семейного, трудового коллектива. Я — приглашенный председатель. Секретарь… Пожалуй, обойдемся без секретаря.

— И кто же тебя пригласил, председатель? — насмешливо процедила Маргарита.

— Я сам.

— А повестка дня?

— Да разное. Скоро узнаешь. — Показал на стул: — Садись.

— Именно на этот?

— Именно. И не пререкайся! Я же, в конце концов, председатель, а не хрен собачий!

Маргарита фрондерски фыркнула, но села, а я вернулся в коридор к Кузнецу. Вид у Толика до сих пор был не просто ошарашенный, а по-настоящему потрясенный.

Я хлопнул его по плечу:

— Проснись!

Кузнец захлопал глазами:

— Не, ну вот же гадство!

— Форменное, — подтвердил я. — Но выкинь, милый, покамест всё из головы и слушай внимательно. Сейчас ты пойдешь в самый конец этого коридора. В последней комнате сидят две прекрасные дамы, блондинка и брюнетка. Пригласишь обеих в зал и укажешь им их места: блондинке — слева от Маргариты, брюнетке — справа. Усёк?

— Усёк, — буркнул он.

— Не перепутай, это важно.

— Да не перепутаю! Всё?

— Что ты, только начало. Слушай дальше. Минут через десять подъедет машина; в ней прибудут еще две женщины и старик. Проведешь их в дом, в эту же комнату, и усадишь следующим образом: ту, что постарше, — на предпоследний стул слева, а младшую — рядом с ней. Кстати, последний левый стул твой, но займешь его только когда скажу. Крайний стул справа — для Профессора. Так что остается одно свободное место — между блондинкой и девушкой. Оно — для старика. Ясно?

— Да ясно! А…

— Погоди. Старику, которого зовут Владимир Евгеньевич, велишь оставить охрану в машине.

Кузнец насупился:

— А будет охрана?

— Обязательно, но ты не выступай, эти ребята не по наши души приедут, да и дерьмо они, сосунки. Просто не нужны здесь лишние глаза и уши, так старику и скажешь. Промежду прочим, его в этих краях еще и Пауком величают.

Толик хмыкнул:

— Это за что же?

— За всё, — туманно пояснил я и спохватился: — Да, и пожалуйста, не наломай дров. Мало ли как он на тебя посмотрит — ни в коем случае не базарь и не кипешись. Во-первых, это все-таки его дом, а во-вторых, он отец Маргариты и муж той блонды в спальне. А бабы, с которыми приедет, — его старшая дочь, сестра Маргариты, и внучка. Понял?

Кузнец присвистнул:

— Дела-а!.. Тогда конечно. По морде нельзя.

— Конечно, нельзя! — обрадовался я. — И не только по морде. И вообще, ты способен хотя бы на время бросить свои бандитские замашки и хоть полчаса побыть джентльменом?

— Способен, — заверил Толик.

— Вот и побудь. А в стойку станешь, если… Ну, это мы уже обсудили.

— Аг-га… — вмиг осипшим голосом проговорил Кузнец. — Обсудили. Точно. Вот же…

— Но-но! — предостерег я. — Смотри, чтоб без мата! Сегодня мы выступаем в относительно приличном обществе. — Вздохнул: — Ну, всё. Я пошел.

Толик мотнул головой:

— Туда?

— Туда. Не забудь, как рассадишь народ по местам, выпустить во двор собак. Прикажешь — "охраняй". А потом позовешь нас. — И пошел вверх по лестнице.

Но не в небо, а на второй этаж.

Мы с Профессором курили у открытого в сад окна и слышали, как Кузнец проводил Ларису с Татьяной в зал.

Минут через семь к дому подъехала машина, и Толик вышел во двор. Вскоре раздались звуки шагов и голоса — женские и мужские. Женские — недовольные, один мужской — тоже недовольный, а второй — убеждающий, уговаривающий…

Снова шаги.

По лестнице.

Кузнец?

Кузнец.

— Это… Ну, все там…

Мы последний раз затянулись и выбросили окурки в окно. Я шумно вздохнул:

— Идем?

— Ну идем… — Взгляд Профессора был тяжелым как топор и острым как игла. Нет, все-таки трудно, ох трудно простым смертным иметь дело с профессорами…

Он вошел первым и без слов занял предназначенное ему моим планом место. Рядом с Ларисой, которая посмотрела на него достаточно странным взглядом.

Впрочем, и Профессор посмотрел на нее достаточно странным взглядом.

Да впрочем, и все остальные посмотрели на него достаточно странным взглядом. Я выдохнул как перед затяжным прыжком: признаться, внутри меня сейчас колотило изрядно. Но — внутри. Надеюсь, снаружи это никак не проявлялось. Ну, пора…

Вошел в зал и поступью Командора проследовал к своему трону. То бишь, креслу. Повернулся к собранным мною в этой громадной комнате людям и несколько секунд молча глядел на них.

Восемь персон. Трое мужчин и пять женщин. Один из мужчин и четыре женщины — родственники. Очень близкие, и тем не менее… Пятая женщина здесь посторонняя. Кажется, посторонняя… Ну и Профессор с Кузнецом, их я специально разместил на флангах — мало ли что.

Профессор… Профессор спокоен до жути и непроницаем как идол. Лицо Ларисы чуть напряжено, но лишь чуть: она умеет держать себя в руках. Зато Маргарита… На ее прекрасной физиономии словно начертано раздраженно-скептическое: господи, ну что еще ты затеял?! Увидишь, дорогая, увидишь. А вот Таня Николаевна опять нацепила маску наивно-шаловливой девчонки. Лупит невинно-круглые глазки по сторонам и хлопает длинными ресницами как Мальвина.

Паук сидит явно злой, хотя и старается прятать злость под прищуром ледяных глаз. Он сердится потому, что не понимает, что происходит, и потому, что это происходит не с его высочайшего соизволения. А вот уж хрен, папа! Командовать будешь своей шелупонью, а мы люди серьезные. А еще он, наверное, дёргается и нервничает оттого, что привык уже ждать от меня сюрпризов. Как правило, не слишком приятных. Ну, жди, жди, папа, сегодня сюрпризов будет много… Зато внучка Паука спокойна как танк. Маленький, изящный и симпатичный танк. Просто ангелочек залетел на это достаточно неоднозначное сборище… Я смотрю ангелочку в очи, ангелочек невинно смотрит в очи мне… Однако же мать ее не столь безмятежна, но ту вроде можно понять: приехала в гости к отцу — и на тебе! "Гляди — подвозют, гляди — сажают". Да еще и заставляют выслушивать от невесть кого невесть что. Но впрочем, никто пока ничего не выслушивал, потому что никто покамест ничего и не говорил. М-да-а… А красивая — теперь я разглядел ее получше — действительно красивая женщина. Старше Маргариты минимум лет на двенадцать, и похоже даже старше "мамы Тани". Взгляд не больно душевный. Но…

Но я вдруг осознал, что пауза чересчур затянулась. Пора. И — к величайшему собственному стыду, не нашел ничего лучше, чем брякнуть: