Александра Маринина - Личные мотивы

Что же касается второго мальчика, Юры Петракова, скончавшегося в реанимации спустя несколько дней после операции, то его мать покончила с собой много лет назад, а отец неизвестен. Во всяком случае, в официальных документах о рождении Юры вместо имени отца стоит прочерк, но мать-то наверняка знала, кто он. Отец Юры — единственный реальный претендент на роль мстителя, и надо приложить все усилия к тому, чтобы его найти. Петраков приехал в пионерский лагерь из Перми, во всяком случае, именно так утверждает бывшая пионервожатая. Значит, надо ехать в Пермь и искать родственников и знакомых матери Юры Петракова.

Сегодня утром Настя доложила результаты своих изысканий Стасову, и тот дал добро на поездку, а ближе к вечеру, когда Настя уже взяла билет на самолет и ехала домой собирать вещи, позвонил ей и попросил зайти в Пермский драмтеатр и поузнавать насчет Славомира Ильича Гашина.

— Что именно узнавать-то? — недовольно спросила она.

Звонок Стасова застал ее в универсаме, где Настя покупала продукты и при этом мучительно пыталась вспомнить, что у нее дома есть, а чего нет. Тележка уже была полна пакетов и упаковок, а все равно ее преследовало ощущение, что на ужин есть будет нечего.

— Надо выяснить, не было ли у него контактов с неким Разуваевым. Запомнила фамилию?

— Запомнила. О каких контактах речь? О любых? Стасов, говори быстро и внятно, я в магазине, мне неудобно разговаривать.

— Если быстро — тогда просто выясни, не пересекались ли они где-нибудь и когда-нибудь. Имей в виду, в драмтеатре этого могут не знать. Тебе придется пройти весь путь по отслеживанию круга общения Гашина.

— Погоди, ты мне совсем голову заморочил! — Она с досадой швырнула обратно в холодильник упаковку замороженной овощной смеси. — Гашин же химик, при чем тут драмтеатр?

— А тебе Доценко разве не сказал? — безмятежно отозвался Стасов. — Он никакой не химик, он драматург из Перми. У нас с Мишкой созрела версия, что он обладает неким компроматом на некоего Разуваева. Ты чем там занимаешься, я не понял? Чего ты так пыхтишь? Колесо, что ли, меняешь?

— Продукты выбираю, — огрызнулась Настя. — Сто раз себе говорила: не ходи в магазин голодной, а то накупишь всякой ерунды, из которой потом обед не приготовить. Слушай, а что это у тебя, как Евтеева — так Пермь? У меня заказ Евтеевой — я туда еду, у Мишки тоже заказ Евтеевой — и у него там интерес. Тебе это нравится?

— Нет, — быстро ответил Владислав Николаевич. — И мне не нравится…

— …когда тебе что-то не нравится, — подхватила Настя. — Я все поняла, а теперь не мешай мне делать покупки, у меня дома муж, и его надо кормить. Люблю, целую, Каменская.

В общем, несмотря на мощные интеллектуальные усилия, она все равно накупила массу ненужного, но ужасно вкусного, такого, чем нельзя заменить обед или ужин, но чем так приятно хрустеть и закусывать, сидя перед телевизором или болтая с мужем о прожитом дне и строя планы на день предстоящий. «В конце концов, — утешала себя Настя Каменская, перегружая покупки из тележки в багажник «Пежо», — прелесть семейного уюта не только в сытной плановой еде, но и в таких вот посиделках вдвоем перед экраном или за болтовней. Эти посиделки даже ценнее вовремя поданного ужина».

Она попала в пробку и теперь медленно ползла по Стромынке, мысленно составляя план работы в Перми. Отъезд завтра, послезавтра она начнет собирать информацию, то есть закинет местным милиционерам вопрос о Петраковой, и пока они будут отрабатывать стасовские деньги, отправится в драмтеатр. Заодно и культурки поднаберется.

Когда она наконец добралась до дома, Чистякова еще не было. Разложив купленные продукты на кухонном столе, Настя задумчиво оглядела их, что-то поприкидывала, потом решительно убрала в холодильник и в шкаф все, кроме упаковки чернослива с грецкими орехами, сварила себе кофе и устроилась на диване в комнате. Через двадцать минут кофе оказался выпит, коробка с черносливом опустела, а Настя Каменская все продолжала мучиться мыслью о том, где же и при каких обстоятельствах она слышала фамилию «Разуваев».

В Пермском драмтеатре Настя первым делом разыскала заведующего литературной частью — немолодую статную даму с пышным начесом и маленькими глазками за стеклами очков в давно вышедшей из моды большой пластмассовой оправе.

— Гашин? — переспросила она, почему-то обрадовавшись. — Ну конечно, у нас в театре его хорошо знают. Он много писал о наших спектаклях, он вообще очень известный в городе театральный обозреватель и критик, у него когда-то даже своя колонка была в нашей местной газете. А что случилось? Зачем вам понадобился Славик?

— Славик? — удивленно повторила Настя следом за ней. — Вы так близко его знаете?

— Ну, не то чтобы близко, просто очень давно, — улыбнулась завлит. — Он впервые написал о театральном спектакле лет тридцать назад, я тогда только-только окончила институт и работала редактором в журнале, а он принес свой материал. Так мы и познакомились. Я ведь не сразу стала завлитом, пришлось редактором работать, потом… Ну, впрочем, это неважно, не обо мне речь. Так вот, когда я пришла в наш драмтеатр, Славик уже был здесь своим человеком, ходил на спектакли, на репетиции, писал рецензии. Он даже пьесу написал, но мы ее не приняли. Слабовато. Хотя в Красноярске ее поставили, и она даже шла три или четыре сезона. А уж когда у него начался роман с Викой, он вообще отсюда не вылезал, каждый божий день приходил.

— С Викой? Кто это?

— Виктория Петракова, наша первая красавица. Пойдемте в фойе, там висят фотографии актеров, я вам Вику покажу. Редкой красоты была женщина.

Настя двигалась за дамой-завлитом как в полуобмороке. Неужели все оказалось так просто? Гашин — отец мальчика Юры, сына Виктории Петраковой. Вот и сошлись все концы. Ах, раздобыть бы фотографию Гашина и показать сиделке Яне! А вдруг это окажется тот самый Владимир, который так элегантно познакомился с ней и пригласил поесть вкусных пирожных в кафе «Джоконда» на южноморской набережной?

От кабинета завлита до фойе путь оказался неблизким, и Настя вполне успела прийти в себя и сосредоточиться, когда ей стали показывать фотографию Виктории Петраковой, которая и впрямь оказалась редкостной красавицей.

— А где сейчас Виктория?

Настя сделала вид, что ничего не знает о самоубийстве матери Юры Петракова.

— Умерла, — вздохнула завлит. — Это была очень грустная история. После несчастья Вика страшно запила, винила во всем Гашина и в конце концов покончила с собой. Славик тогда страшно переживал, для него это было огромным потрясением, ведь он очень любил Вику.

— А что случилось у Виктории? Почему она во всем винила Гашина? — спросила Настя.