Шарлотта Армстронг - Сохрани свое лицо

Снаружи хлопнула дверца машины. Другая. Звук был такой привычный. Керби спокойно поставил ботинок на пепел и растер его.

— Это не проблема,— заверил он Шэнка.— Я прослышал, что вы собираетесь заняться государственной деятельностью, вот и заглянул вытянуть у вас какую-нибудь мелочишку. А вы можете разыграть из себя старого благотворителя,— милостиво разрешил Керби.— Разумеется, после вы мне заплатите за это представление. Итак, валяйте. Больше достоверности. Да разве я осмелюсь касаться своими туманными намеками вашего гражданского целомудрия? Ну как? — Он наслаждался игрой.

Раздался повелительный призыв входного звонка.

Шэнк наконец взял себя в руки, поспешил к двери и открыл ее.

— Капитан Уолтерс! — Теперь это был уже прежний Шэнк.— Прошу вас, сэр. Вы пришли как раз вовремя. Я тут все стараюсь выпроводить одного незваного гостя. Может, вы мне поможете.

В фойе вошли капитан Уолтерс и еще один человек, в штатском. Керби стоял в дверях гостиной.

— О'кей, мистер Шэнк,— говорил он.— Прошу прощения, что потревожил вас. Попытка не пытка.

Он улыбался и вообще был в своей тарелке.

— Бросьте, Керби,— сказал капитан Уолтерс. — И вы, Шэнк, тоже. А где девушка?

Для Шэнка это был критический момент. И он решил.

— Какая девушка? — Он поднял свою седую голову и наморщил розовый лоб.

Машина Керби давно выехала на Фривей и теперь, не встречая на своем пути никаких преград, уверенно шла вперед. Девушка так и не кричала. И не плакала. Петерсон, захлебываясь, растолковывал ей суть дела. Она, казалось, слушает его. Он не хотел поворачивать к ней голову, чтобы те, сзади, не заметили, что он с ней разговаривает. Он не был уверен, действуют ли на нее его слова.

— Понимаете? — спрашивал он.

— Нет,— отвечала девушка.— Если вы и в самом деле полицейский, то почему тогда связаны мои ноги?

Петерсон вздыхал и глядел в смотровое зеркальце.

— Если вы и в самом деле полицейский,— упрямо твердила она,— то почему тогда вы не развяжете мне ноги и не отвезете меня домой?

— Не подымайтесь,— в пятый раз приказал он.— Если вы сядете, они могут что-нибудь заподозрить.

— Вы не отвечаете на мои вопросы.

— Я не могу развязать вам ноги и отвезти вас домой, пока от нас не отвяжутся ребята Керби,— наконец огрызнулся он.

— Какие глупости! — сказала девушка и соскользнула на пол.

— Что? — вздрогнул Петерсон.

Она свернулась на коврике и уперлась лбом в сиденье.

— Мне кажется, все это так глупо,— сказала Сьюзен.

— Вы ничему не верите,— мрачно заметил Петерсон.— Глупости, да? Тогда скажите мне: если вы верите, что я хочу вас укокошить в какой-то там хижине на краю света, почему же тогда вы не кричите и не пытаетесь выпрыгнуть из машины, как это принято в подобных случаях?

— Я не стану кричать до тех пор, пока не буду знать, что это мне поможет,— сказала она.— Я не хочу, чтобы меня «оглоушили». Но как только представится подходящий момент, я постараюсь от вас удрать.

Петерсон скрипнул зубами.

— Я вас просто не пойму.

— А я вас,— отпарировала Сьюзен.— Вы меня ударили.

— А я от этого разве отказываюсь? — запальчиво сказал Петерсон. Он заметил, что «мальчики» в задней машине свернули следом за ним с Фривея.— Вы благоразумны, поэтому поймете, что сейчас не время удирать. И, пожалуйста, даже не пытайтесь. «Мальчики» в задней машине вас прибьют.

— Какие глупости,— сказала она. - Каким образом?

— Вы что, не верите, что у них есть оружие? Эдди мне сам его показывал.

— Оружие! — фыркнула она.

— Глупости, да? — сердито передразнил Петерсон.— А теперь послушай-ка меня, ты, маленькая глупышка.— Петерсон и в самом деле был жутко зол. Дело в том, что он, помимо всего прочего, почувствовал вдруг, как же глупы эти взрослые люди, разъезжающие с оружием в машинах. И все только ради денег! — Я завалил свое задание,— сказал он,— а может, и всю свою карьеру, только лишь для того, чтобы не дать тебе погибнуть. И я не позволю, чтобы тебя пристрелили сейчас. Если б только я мог тебя «оглоушить». Так трахнуть, чтоб ты лежала и не шевелилась.

Она вскинула головку.

— А почему же вчера вечером, когда я остановилась с вами поговорить, вы не сказали мне, что вы полицейский?— О святая простота! Посвящать тебя в тайну полиции? Да почем я знал, что тебе можно верить?

— Выходит, вы допускаете, что у каждого человека два лица? — спросила она, немного подумав.— И вы пытаетесь убедить меня в том, что у вас их тоже два. Это ложь. Все это ложь от начала до конца.

— Это моя работа,— буркнул он.— Я подчиняюсь приказам. И я бы не сказал, что мне по душе эта, как вы называете, ложь.

— А как вы это называете?

— Секретное задание,— пробормотал он, вдруг почувствовав себя идиотом.— Мы предпочитаем длинные названия. Звучит как-то солиднее.

Они ехали по шоссе. Местность была холмистой. «Мальчики» висели на пятках. Сьюзен Миллер сидела на полу, упершись локтями в сиденье и уткнувшись подбородком в сомкнутые кисти.

— Вы подчиняетесь приказам Керби,— произнесла она свой приговор.

— Ну, конечно же! Ты что, чокнутая?

— Вы ударили меня. Больно ударили.

— Да, ударил,— устало согласился он.— И надо было больно. Чтоб мне поручили тебя убить. А теперь будь добра, не мешай мне.

Она открыла было рот.

— Глупости, а? — издевался он.— Вся беда в том, что ты не веришь в дьявола.

Ну и странно говорить такое вслух!

— Я не верю, что дьявольское может быть в поступках людей. Но сам-то дьявол есть, я знаю,— серьезно сказала она.

И тут до него дошла вся комичность положения.

— Не поднимай голову,— весело приказал он.— Они догадаются, что здесь что-то не так. Убийца и его жертва ведут дискуссию на тему, существует ли дьявол!

Она пригнула голову.

— Мистер Петерсон, вы меня вконец запутали,— вдруг призналась она.— Я теперь просто не знаю, хороший вы человек или плохой. А мне казалось, я знаю, как отличить…

Он невольно прыснул.

— А как тебе казалось — ты можешь отличить?

— Я запуталась! — обиженно воскликнула она.

— Ну, конечно же. Дала Шэнку заманить себя в его машину.

— Да, меня обдурили,— отважно созналась она.

— Ага.— Он измерил ее взглядом.— Небось, в твоей книжке сказано, что хороший человек никогда не станет лгать, да?

— Нет, это не совсем…

— Или для чего-то там прикидываться кем-то еще.

— Нет, это не точно…

Значит, каждый должен трубить всем и вся, что у него внутри? Как ты, например? — немного насмешливо спросил Петерсон.

— Нет, нет, я вот как себе это представляю. Я всегда считала, что хороший человек… он… сострадателен.

— Куда там,— растерянно пробормотал Петерсон.

— А что, разве нет? — горячилась она.— Мне кажется, именно в этом и различие. Хорошие люди не хотят, чтобы другим было больно. Они сами чувствуют чужую боль. Поэтому, когда кому-то больно, они не просто хотят помочь, они чувствуют необходимость это сделать. Это вроде как бы их долг.