М Коллинз - Двойник (Настоящий преступник)

До того, как рухнуть в постель, мы сидели в этой гостиной и пили мартини, который я ненавижу. Но когда сама Салли Рэнд в своих белых великолепно декорированных апартаментах предлагает вам мартини, прежде чем отправиться с вами в постель, можно немного пострадать, полистать, например, большой альбом с вырезками из ее шоу. Здесь были рекламные кадры с ее участием в немом фильме "Париж в полночь" (тогда, в 1926-м, она еще носила свои светло-каштановые волосы), в другом, под названием "Гольф и вдовы" (где она уже блондинка), несколько снимков со съемочной площадки вместе с Де Милли, а также несколько рекламных снимков ее спектакля в "Орфеуме" под названием "Салли и ее ребята". В альбоме я увидел громадное фото ее выхода в образе леди Годивы в "Айн-Артс балл", множество повесток в суд за ее голые танцы (она получила год тюрьмы, но выиграла апелляцию, не просидев и дня). Здесь же было несколько ругательных отзывов о ее выступлениях, распространяемых "лигами против непристойности" (в моем представлении "антинепристойность" во многом похожа на "пропристойность"), и несколько кадров из фильмов, в которых не так давно она снялась вместе с Джорджем Рэфтом. Я сказал ей, что знал Рэфта, но она ответила, что мир тесен, и мы оставили эту тему. При Салли не следовало упоминать знаменитостей.

В белой современной кухне, где светлый мозаичный кафель приятно холодил ступни моих ног, она взбила несколько яиц, а меня заставила очистить несколько апельсинов. Потом приготовила яичницу и тосты, и мы вновь прошли в гостиную, где была включена только одна лампа; огни города проникали сквозь сплошное, во всю стену окно. Мы сели на софу с тарелками на коленях.

- Где ты научилась так кухарить? - спросил я.

- Дома на ферме. К тому же я незамужняя, почти тридцатилетняя женщина. Геллер.

- У тебя неплохо получается, - подтвердил я. - Почему бы тебе не бросить шоу-бизнес и не выйти за меня замуж? Ты смогла бы мне все время готовить. Черт побери, я зарабатываю хорошие деньги. Правда, чтобы заработать столько, сколько ты зарабатываешь в неделю, мне надо год работать.

Она улыбнулась, жуя, потом сказала:

- Если это серьезное предложение, то я должна подумать. Но хорошенько запомни: я никогда не оставлю шоу-бизнес. Придется тебе терпеть меня и моих фанов41.

- А кто эти фаны? В перьях или мужики с разинутыми ртами?

- Фаны вообще. Или ты осуждаешь то, чем я занимаюсь?

- Нет, - ответил я, - это вполне безобидно. И ты хороша в своем деле. Я восхищаюсь тобой. Твое представление действительно очень мило.

- Спасибо, Нат, - сказала она. Она откусила кусочек тоста. Глаза ее сверкнули, уголки рта дрогнули. - Я могу для тебя пойти на многое. В самом деле могу.

- Готов поспорить, что ты говоришь это всем своим парням.

Ее улыбка исчезла. Она не разозлилась, просто стала неожиданно серьезной и положила мягкую, теплую ладонь на мою руку.

- Ты к ним не относишься, Нат. Я не шлюха.

- Я не имел в виду...

- Знаю, но ты имеешь право знать, с кем я сплю. Любой мужчина, который трахал меня на полу моей раздевалки, имеет право думать, что я легкомысленна и... неразборчива в связях. Но это не так. Ты первый мужчина здесь за долгое время. Тот "нефтяной миллионер", которого ты для меня выслеживал, не мог и мечтать, чтобы побывать здесь.

- Ты хочешь сказать, что никогда не готовила ему завтрак?

- Ни разу. Ты меня понял?

- Понял...

- Хорошо. Только то, что я снимаю трусики, чтобы заработать доллар, еще не делает меня...

- Нет, конечно.

Она наклонилась и поцеловала меня.

- Спасибо, Нат.

- Все о'кей, Элен.

Она улыбнулась.

Я решил, что мы закрыли эту тему, но она встала, подошла к окну и рассеянно взглянула на огни Голд-Коаст.

- Все это потому, что я не приучена приглашать мужчин к себе на квартиру. Во мне воспитали честность, веру в торжество добродетели... Но эти ценности человеческой души не приживаются в реальном мире, не так ли, Нат?

- Во всяком случае, не в Чикаго.

- Пожалуй, вообще нигде. Не в эти времена. После Краха42. Как может случиться, что человек, проработавший тридцать лет, вдруг внезапно оказался без работы? Как может случиться, что бизнес, которым занимались целые поколения, вдруг внезапно перестает существовать? У меня были друзья, Нат, которые покончили с собой, выбросившись из окна.

- Дела теперь идут лучше, Элен. Немного лучше.

- Не знаю. Может быть, меня просто мучает чувство вины.

- Почему?

- Потому что я дрянная девчонка и снимаю трусики, чтобы заработать. Не этого хотел от меня мой отец, да и я сама. Я хотела стать балериной, актрисой.

- Девушка должна прокормить себя.

- Да, понимаю, - продолжала она, доедая последний кусок яичницы. Мрачно его дожевывая, сказала: - Может, чувствую себя виноватой потому, что делаю тысячи долларов, расхаживая голой, в то время как мужчины, имеющие семьи, детей, зарабатывают какие-то гроши на фабриках или еще где. Или вообще ничего не получают, потому что не могут найти фабрику, где есть работа для них. Это все неправильно.

- Почему же тогда ты не отдаешь все свои деньги бедным?

- Не говори глупостей! Я не могу накормить весь мир. И я для этого недостаточно хороша. Ты меня не подкалывай!

Я молча пожал плечами, прожевывая кусок яичницы и улыбаясь.

- Не знаю, Нат. Я ем икру, а рядом, в двух кварталах, живут люди, которые получают суп на благотворительных кухнях. Я ношу норку, а беременные женщины в Гувервиллях43 одеты в тряпье. Я плачу пятьсот баксов в месяц субаренды за эту роскошную квартиру какому-то педику, пребывающему во Флориде. А в Маленькой Италии, меньше чем в миле отсюда, семьи ютятся в подвалах за шесть долларов в месяц. Можно ли считать, что меня хоть немного радует мой успех?

Я отхлебнул апельсинового сока.

- Плати свои налоги. Найди церковь, в которую ты могла бы передавать какие-то деньги. Это для начала. Займись какой-нибудь благотворительностью, но не карабкайся на крест. Очень трудно будет удержать всех этих фанов, если твои руки будут прибиты гвоздями к кресту.

Она криво улыбнулась.

- Найдется слишком много развратников, вроде тебя, пытающихся забраться туда вместе со мной.

- Это как раз то, что нужно, - сказал я. - Сейчас тяжелые времена, Элен. Твое сердце может разрываться всякий раз, когда ты идешь по улице и видишь нищету. И ты не так уж много можешь сделать в этой жизни, кроме своей работы, если тебе повезло и ты получила ее, лучшую, какую именно ты можешь делать. И старайся не повредить тем, кто тебе встретится на пути. Купи яблоко у парня на углу, хоть разок, даже если ты не любишь яблоки.

Она внимательно смотрела на меня, бледная и такая красивая, какой я никогда раньше ее не видел.

- Ты молодец. Геллер, - сказала она. - Этот город еще не вышиб из тебя все лучшее.