М Коллинз - Двойник (Настоящий преступник)

- У тебя на столе лежит моя фотография. Мой муж нанял тебя, чтобы найти меня?

- Нет, твой отец.

- Папа дал тебе это фото?

- Да.

- Он действительно хочет снова видеть меня?

- Хочет, говорит, что у него плохо со здоровьем... Он мне говорил об этом, и о том, что у него хорошая пенсия, чтобы вдвоем прожить на нее. Он продал свою ферму и купил дом в Де Кальб, где ты можешь остаться, если захочешь...

- Мой отец продал свою ферму? Никогда не подумала бы, что он пойдет на это...

- Луиза, он стар, говорил, что хочет сейчас получить второй шанс с тобой. Сделать это ради тебя, чувствуя свою вину за то, что был груб с тобой в детстве.

- Он бил меня ремнем.

- Знаю. Если не хочешь видеть его, то можешь и не встречаться с ним.

- Не думаю, что я хочу жить с ним. Но дело не в этом.

- Не беспокойся, я же говорил, мы устроим тебя здесь, в этом городе.

- Твоей секретаршей?

- Если не найдем ничего лучше, то почему бы и нет? Жалованье, правда, будет не слишком большим, но ты, наверное, поняла, что твой будущий босс добрый малый.

Она прижалась ко мне.

- Я люблю босса.

И мы занялись любовью...

На следующий день я снова был в дороге в "Аубурне", довольный, что не надо слушать чтение щитов "Бурма шейв" и гимны, и что не угрожает народная музыка. На этот раз рядом со мной сидела молодая и красивая женщина, и одета она была не в цветастый балахон. Первое, что я сделал этим утром, отвел Луизу на "Маршал Филдс" и купил ей желто-белое платье с маленьким белым воротничком и кружевной отделкой на коротких рукавах. Завтра, после того, как я получу от ее старика обещанную тысячу, мы обновим гардероб Луизы.

Конечно, я утаил от нее, что должен получить вознаграждение от ее отца. Возможно, это и не заденет ее, но кто знает? Она ведь была не из Чикаго.

Около часа мы ехали на запад, потом увидели щит с надписью: "Добро пожаловать в Де Кальб - всемирную столицу колючей проволоки". Мы ехали через маленький тихий городок, словно кирпичный оазис в пустыне кукурузы, направляясь в Хопкинс-Парк, с буйной, пышной растительностью, с множеством деревьев. Сегодня, в субботний день, здесь было полно народу: скамейки были заняты семьями, выбравшимися на пикник, все жевали, разложив свои корзинки с провизией на клетчатых скатертях на траве; тут же находились плавательный бассейн с трамплином для прыжков в воду и купальня. Особенно много было детей, которые шныряли тут и там в ярких, разноцветных купальных костюмах, создавая впечатление летней пестроты красок. Стоял август, впереди начало учебного года. Отчаянные деньки. Лето стремительно убегало.

Тут была и сцена в виде раковины для оркестра. Мы с Луизой обошли ее, держась за руки. Если ее отец увидит нас, это может вызвать у него раздражение - человек, которого он нанял, нахальничал с его дочерью, и все такое. Но она нуждалась в поддержке, и я хотел ей в этом помочь. В конце концов Петерсен для меня - это человек, который бил свою маленькую дочь, и он мне должен был тысячу баксов.

Мы пришли немного раньше условленного времени.

Я купил поп-корн у старика с тележкой, мы разделили пакетик и сели на скамейку перед оркестровой раковиной, образовав аудиторию из двух человек, словно дожидающихся, когда начнется какое-нибудь представление. До нас долетали визги ребятишек, плещущихся в бассейне. Левее, под деревом, на траве сидела молодая женщина, читала журнал и присматривала глазом за своим маленьким мальчиком, который играл с терьером, кидая ему палку.

Луиза сказала:

- Постараюсь наладить отношения с отцом, но мне хотелось бы вернуться с тобой в город. Надеюсь заключить мир с отцом, но я хочу тебя, Джим.

Я улыбнулся ей.

- Я не Джим, помни.

Она улыбнулась в ответ.

- Ты всегда будешь для меня Джимом. Мы сидели на скамейке, теперь уже не держась за руки, но достаточно близко, чтобы чувствовать друг друга, сидели, радуясь смеху ребятишек и лаю собачки. Я взглянул на часы, когда вдруг услышал чей-то голос:

- Луиза! Луиза!

Я обернулся - в поросшем травкой проходе между пустых скамеек стоял Петерсен, его красные от слез глаза глубоко запали на обветренном лице.

Он был в том же темно-коричневом костюме, в котором приходил в мой офис. Руки держал за спиной, наклонившись вперед, словно человек, готовый вот-вот упасть вниз лицом. Скамейки были немного наклонены в сторону оркестровой раковины, и это усиливало эффект. На его лице блуждала тень улыбки.

Луиза вскрикнула. Точно так же, как в ту ночь, когда проснулась и увидела меня в постели рядом с собой.

Я хотел было дотронуться до ее плеча, успокоить ее, но она соскользнула со скамейки и вышла в проход, очутившись напротив него. Их разделяли, может быть, десять футов, и она указала пальцем на него, как указывают пальцем на животное в клетке, и закричала:

- Что ты делаешь здесь? Не подходи ко мне...

- Ты не должна была убегать, Луиза, - его голос был сухой и надтреснутый, словно иссушенная земля. Я поднялся и встал в проходе рядом с ней.

- Мистер Петерсен, вы обещали мне...

Она удивленно взглянула на меня широко раскрытыми глазами:

- Как ты назвал его?

- Луиза, твой отец, очевидно, очень взволнован, может быть, мы должны...

- Мой отец? Это не мой отец!

Он продолжал улыбаться той же странной улыбкой.

- Я люблю тебя, Луиза, я все еще люблю тебя.

- Это мой муж! Это Сет! Он лгал тебе! Понимал, что я никогда не вернусь обратно, если узнаю, что это он нанял тебя!

- Я заберу тебя отсюда, - спокойно сказал я Луизе и взял ее за руку.

- Я всегда буду любить тебя, Луиза.

Когда он вынул руку из-за спины, я увидел зажатый в ней револьвер. Прогремел выстрел.

Она обмякла в моих руках, словно тряпичная кукла. Удар пули отбросил ее назад, и, падая, она увлекла меня на землю. В ушах зазвенело от грохота выстрела, я сильно ударился головой об угол скамьи.

Какое-то время пребывал в тумане, открыв глаза, увидел Сета, он словно парил над нами. Я был невооружен. Да мне и духу не хватило бы воспользоваться пистолетом, будь он со мной!

Я смотрел вверх. Сет приложил ствол старого армейского револьвера сорок пятого калибра к своей голове. Сверкнула оранжевая вспышка. В моих ушах снова зазвенело, и его голова как бы взорвалась красным всполохом. Он рухнул, словно подрубленное дерево.

Раздался крик. Кричала не Луиза. Она лежала молча, с открытыми глазами. Красное пятно расплылось под белым воротничком ее нового желтого платья. Кричала молодая мама под ближайшим деревом. Она вскочила на ноги и, прижимая к себе маленького мальчика, старалась отгородить его от страшного зрелища. Терьер заливался лаем.

Я сидел на земле, забрызганный кровью Луизы и ее мужа, держа руку мертвой девушки.

Сколько времени я просидел рядом с Луизой, не могу сказать... Ее прекрасные карие глаза смотрели в небо. И мне больше не хотелось в них утонуть...