Патриция Корнуэлл - В объятиях смерти

- Вы знали ее имя, еще когда она была здесь, - сказала я спокойно, вы знали, что ее зовут Берил Медисон задолго до того, как пришла полиция.

- Ну и что, если так? Большое дело?

- Она очень старалась скрыть свое имя, - ответила я с чувством. Очень не хотела, чтобы люди здесь знали, кто она такая. Она не говорила людям настоящее имя. Платила за все наличными, чтобы не использовать кредитные карточки, чеки - все что могло идентифицировать ее. Она была напугана, спасалась бегством. И не хотела умирать.

Бармен смотрел на меня широко раскрытыми глазами.

- Пожалуйста, расскажите мне все, что вы знаете. Пожалуйста. Я чувствую, что вы были ее другом.

Он молча встал, вышел из-за стойки бара и, повернувшись спиной ко мне начал собирать пустые бутылки и другой мусор, который молодежь разбросала по настилу.

Я в молчании медленно пила свой напиток, глядя мимо него на воду. Вдали бронзовый юноша разворачивал темно-синий парус, готовясь выйти в море. Листья пальмы шептали на ветру, и черный пес-лабрадор пританцовывал вдоль берега, кидаясь в прибой и обратно.

- Зулус, - пробормотала я, оцепенело глядя на собаку.

Бармен оставил свое занятие и посмотрел на меня.

- Что вы сказали?

- Зулус, - повторила я. - Берил упоминала Зулуса и ваших кошек в одном из своих писем. Она писала, что беспризорные подопечные "Луи" питаются лучше, чем иной человек.

- В каких письмах?

- Она написала несколько писем, когда была здесь. Мы нашли их в ее спальне после того, как она была убита. Она писала, что люди здесь чувствуют себя единой семьей. Считала это место самым красивым в мире. Я бы хотела, чтобы она никогда не возвращалась в Ричмонд, чтобы она сталась здесь.

Я слышала свой голос как бы со стороны, как будто он принадлежал кому-то другому. Перед глазами у меня все поплыло. Ставший привычным недосып, накопившийся стресс и ром сделали свое дело. Казалось, солнце высушило остатки крови, которые все еще пытались пробиться к моему мозгу.

Вернувшись наконец под соломенный навес, бармен заговорил тихо и проникновенно:

- Я не знаю, что вам рассказать. Но, да, я был другом Берил.

Повернувшись к нему, я ответила:

- Спасибо. Мне бы хотелось думать, что я была бы ее другом. Что я и есть ее друг.

Он неловко опустил взгляд, но я успела заметить, что выражение его лица смягчилось.

- Никогда нельзя быть по-настоящему уверенным, кто в порядке, а кто нет, - прокомментировал он. - Теперь это по-настоящему трудно понять, что верно - то верно.

Значение его слов медленно просачивалось через мою усталость:

- А что, были люди, которые спрашивали о Берил и с которыми было не все в порядке? Кроме полиции? Кроме меня?

Он налил себе кока-колы.

- Были? Кто? - повторила я, внезапно встревожившись.

- Я не знаю его имени. - Он сделал большой глоток из своего стакана. Какой-то красавчик. Молодой, может быть, двадцать с чем-то. Темноволосый. В модной одежде, в крутых солнечных очках. Прямо как с обложки журнала. По-моему, это было пару недель назад. Он сказал, что частный детектив, какое-то дерьмо в этом роде.

Сын сенатора Патина.

- Он хотел знать, где жила Берил, когда была здесь, - продолжал он.

- И вы рассказали ему?

- Черта лысого! Я даже не разговаривал с ним.

- А кто-нибудь другой сказал ему? - настаивала я.

- Маловероятно.

- Почему это маловероятно, и вообще, вы скажете мне, как вас зовут?

- Маловероятно, потому что никто, за исключением меня и моего приятеля, этого не знал, - ответил он. - А как меня зовут, я скажу, если вы скажете, как зовут вас.

- Кей Скарпетта.

- Приятно познакомиться с вами. Меня зовут Питер. Питер Джонс. Мои друзья зовут меня Пи Джей.

Пи Джей жил в двух кварталах от "Луи" в крошечном домике, полностью утопающем в тропических джунглях. Листва была настолько густой, что я вряд ли бы заметила под ней каркасный дом с облупившейся краской, если бы не запаркованная перед ним "барракуда". Одного взгляда на автомобиль было достаточно, чтобы понять, почему у его владельца постоянные стычки с полицией. Это было нечто в стиле настенного искусства подземки - на огромных колесах, с выхлопными трубами, фарами и высоко задранной задней частью, с самодельной росписью, представлявшей собой галлюцинаторный бред в психоделической цветовой палитре шестидесятых.

- Это моя малышка, - сказал Пи Джей, нежно похлопывая своего монстра по капоту.

- Да, это нечто, - согласилась я.

- Она у меня с шестнадцати лет.

- И будет с тобой всегда, - сказала я искренне, ныряя под ветви и следуя за ним в прохладную густую тень.

- Здесь не так уж много места, - извинился он, распахивая дверь. Всего одна дополнительная спальня и туалет - наверху, где жила Берил. Думаю, на днях я снова ее сдам. Я не слишком придирчив к своим жильцам.

В гостиной был какой-то винегрет из мебели со свалки: диван и чересчур пухлое кресло в кошмарных оттенках розового и зеленого, несколько диссонирующих светильников, сделанных из ракушек и кораллов, и кофейный столик, сработанный из чего-то, что в прошлой жизни было, скорее всего, дубовой дверью. Вокруг валялись разрисованные кокосовые орехи, морские звезды, газеты, башмаки, банки из-под пива. В сыром воздухе носился кисловатый запах гнили.

- Как Берил узнала, что вы сдаете комнату? - спросила, я присаживаясь на диван.

- У "Луи", - ответил он, зажигая несколько светильников. - Несколько первых ночей она провела в "Ошен Ки" - совершенно замечательном отеле на Дювале. Думаю, она довольно скоро сообразила, что ее здорово ударит по карману, если она собирается задержаться здесь на какое-то время. - Он уселся в пухлое кресло. - Наверное, это было, когда она пришла к "Луи" обедать в третий раз. Она просто брала салат и сидела, уставившись на воду. Она тогда ни над чем не работала. Просто сидела. Это было довольно странно - то, что она болталась без дела. Я имею в виду, что она даже не говорила ни с кем. В конце концов, как я уже сказал, это было в третий раз, когда она пришла к "Луи", она спустилась к бару и облокотилась о перила, глядя на море. Наверное, мне стало ее жалко.

- Почему? - спросила я.

Пи Джей пожал плечами.

- Она показалась мне такой потерянной. Подавленной или что-то в этом роде. Так мне показалось. Поэтому я заговорил с ней. Она не была, что называется, легким человеком.

- С ней непросто было сойтись, - согласилась я.

- С ней чертовски трудно было поддерживать дружеский разговор. Я задал ей пару немудреных вопросов типа: "Вы здесь первый раз?" или "Откуда вы?" в таком роде, и она иногда даже не отвечала мне. Как будто меня здесь нет. Но это было забавна. Что-то нашептывало мне не отставать от нее. Я спросил, что она хочет выпить. Мы начали болтать о том о сем. Это в какой-то степени сняло ее напряженность и заинтересовало. Дальше я дал ей попробовать несколько фирменных напитков заведения. Первый - "Корона", смешанная с лаймом, от которого она съехала с катушек. Затем - "Бабенкот", как я вам смешивал. Это было действительно нечто особенное.