Деон Мейер - Пик Дьявола

Он начал пить еще в те дни, когда отдел убийств и ограблений располагался в Южном Бельвиле. Тогда их излюбленным местом водопоя был бар в Пэроу, который они прозвали «Командир» — не потому, что бар был местом встреч начальства, но потому, что в любое время дня и ночи, когда бы ты туда ни заглянул, там можно было найти полицейского, подпирающего длинную стойку красного дерева. А еще они ходили в другую забегаловку в Стикленде, где готовили замечательную пиццу. Как он назывался — «Глокенберг»? Господи, как давно это было! «Глокенбург»! Теперь в том доме семейный ресторан сети «Шпора», но прежде там был потрясающий кабак. Однажды ночью, когда он здорово напился, он влез на сцену и велел оркестру прекратить лабать всякую дрянь. Пусть сыграют настоящий рок-н-ролл и дадут ему бас-гитару. Вы знаете «Черные замшевые туфли»? Его сослуживцы, сидевшие за большим столом, вопили, топали ногами, хлопали. Оркестрик состоял из четырех человек — молодых африканеров с бородками и длинными волосами; обычно они исполняли репертуар группы «Смоуки». Музыканты боязливо сказали: да, они знают эту композицию. Гриссел повесил на шею бас-гитару, вышел к микрофону, спел первую строчку, и музыканты расслабились — поняли, что он не безнадежен. Публика была в восторге. Они наяривали вовсю; исполняли одну песню за другой. В зал выходили повара из кухни, набились люди с улицы. А Бенни Гриссел знай терзал бас-гитару; пальцы его без устали бегали по струнам. Когда они доиграли, все стали требовать: «Еще, еще, еще!» Ну он и оторвался! Пародировал Элвиса, прыгал, скакал, играл и пел, пел, пел. И Анна тогда пришла на него посмотреть. Он заметил ее у входа. Сначала она злилась; стояла скрестив руки на груди. Мол, где это мой муженек — в такой-то час! Но музыка смягчила и ее; она расслабилась, начала раскачиваться, хлопать и кричать вместе со всеми: «Давай, Бенни, давай!» — потому что на сцене стоял ее Бенни, ее муж.

Господи, как давно это было! Как будто в другой жизни. Тогда он еще не был алкашом, просто умеренно пьющим. Как и все остальные. Как Матт Яуберт и Бык Бёкес, как толстяк сержант Тони О'Трейди, как вся их компашка. Они пили крепко, потому что, черт побери, тогда, еще в восьмидесятых, они и работали день и ночь! Вкалывали, как рабы, а добропорядочные граждане относились к ним хуже, чем к собакам. Каждый день им приходилось расследовать убийства девушек, которых душили их собственными цепочками, убийства стариков, убийства среди гомосексуалистов. А еще иметь дело с бандитами, грабителями, хулиганами. Череда преступлений не прекращалась. Но, если в компании сказать, что ты полицейский, все тут же замолкали и пялились на тебя, как будто ты хуже дерьма собачьего, а уж хуже собачьего дерьма, как говорится, ничего и быть не может.

Тогда он был таким, какой сейчас Тим Нгубане. Ему было удобно с самим собой. Господи, а как он тогда мог работать! Да, усердно. Но он был умным. Ловил убийц, грабителей и похитителей. Он не знал жалости, был полон воодушевления. Он был легок на ногу. Вот в чем дело — он танцевал там, где другие неуклюже топали. Он отличался от остальных. И ему казалось, что так будет всегда. Но мерзости жизни имеют обыкновение завладевать тобой целиком.

Может быть, именно в том и проблема. Может быть, выпивка так действует только на танцоров; достаточно взглянуть на Бёкеса и Яуберта. Они звезд с неба не хватают — не танцуют, а топают, зато топают вперед. И не стали алкашами… А он? Все просрал, что только можно. И все равно подсознательно в нем шевелился червячок, говорящий ему, что он лучше их всех, что он самый лучший сыскарь в стране. Лучший, и точка!

Гриссел рассмеялся, проезжая мимо купален в конце Лонг-стрит. Он — урод, неисправимый пьяница, час назад он купил бутылку «Клипдрифта», продержавшись всего девять дней. А полчаса назад он не смог сдержаться, допрашивая колумбийца. Все потому же — в нем накопилось слишком много дерьма. И тем не менее он по-прежнему считает себя выше всех и лучше всех.

Так что же случилось? Между Быком Бёкесом, «Глокенбургом» и сегодняшним днем? Что случилось, черт возьми? Он доехал до Бель-Омбр-стрит, но там негде было яблоку упасть, поэтому пришлось поставить машину далеко от дома и возвращаться к нужному месту пешком.

Стоя на пороге, он вспомнил о сегодняшнем трупе в Бишоп-Лэвис. Странно, но при виде убитого у него в голове не зазвучали предсмертные крики. Никаких жутких голосов.

Почему? Куда делись голоса? Может, они возникали из-за пьянства?

Он потоптался на пороге и распахнул дверь, потому что на звонок никто не открыл. В доме было десять или двенадцать этажей; он поднялся на лифте. У двери в квартиру дежурили двое вооруженных чернокожих полицейских в штатском. Гриссел спросил, откуда они. Один сказал, что они из отдела по борьбе с организованной преступностью и их прислал Бык Бёкес, потому что дружки арестованного наркобарона могут охотиться за женщиной.

— Вы слышали о Сангренегре до того, как он похитил ребенка?

— Вам лучше поговорить с Бёкесом.

Он кивнул и открыл дверь. В гостиной навстречу ему с дивана вскочила молодая женщина.

— Вы нашли ее? — вскричала она, и он различил в ее голосе истерические нотки. Рядом с ней на диване сидели двое полицейских поделикатнее, более низкорослые и худощавые — мужчина и женщина; оба сидели, смирно сложив руки на коленях. Социальная служба. Они приезжают на место преступления после того, как уберут грязь и кровь.

— Еще нет, — ответил он.

Она глубоко вздохнула. Гриссел увидел, что лицо у нее распухло и на нем была ссадина, аккуратно заклеенная пластырем. Глаза у нее покраснели от слез. Она стиснула кулаки и ссутулилась. Цветная женщина, сотрудница социальной службы, встала, подошла к ней и похлопала ее по плечу:

— Садитесь, вам лучше присесть.

— Меня зовут Бенни Гриссел, — сказал он, протягивая руку.

Она пожала ее и представилась:

— Кристина ван Роин.

Сначала Гриссел подумал: она не похожа на обычную проститутку. Но потом он ощутил исходящий от нее запах — смесь духов и пота; от всех проституток пахнет именно так, сколько бы они ни мылись.

Но по внешнему виду она отличалась от всех, кого он знал. Интересно, почему? Высокая, почти одного роста с ним. Не тощая, крепкого сложения. Кожа гладкая. Но дело не в этом.

Он сказал, что работает вместе с Нгубане и знает, что сейчас она переживает трудное время. Но может быть, что-то из того, что ей известно, поможет им найти девочку. Она ответила: пожалуйста, спрашивайте о чем хотите. Потом она раздвинула двери, выходящие на балкон, вышла и села на один из стоящих там белых пластмассовых стульев. Гриссел понял: ей хочется отойти подальше от сотрудников социальной службы. Выйдя следом за хозяйкой на балкон, он сел на другой стул и спросил, насколько хорошо она знакома с Сангренегрой.