Степан Янченко - Утраченные звезды

Он умолк, оглянулся вокруг и посмотрел на дверь, — троллейбус подходил к очередной остановке, и собеседники сделали движение на изготовку к выходу. И тут Петра вдруг что-то изнутри будто подожгло. Он достал старшего мужчину за плечо и задержал его и, не отдавая себе отчета в том, чего он хотел, заговорил, на его голос некоторые пассажиры оборотились. Он видел это и еще с большим подъемом продолжал говорить:

— Но всевозможные защитники капитализации лицемерно стараются внушить мне мысль о каком-то равенстве, — Петр приблизился к своему слушателю, но мужчина, которого он задержал, с улыбкой посмотрел на Золотарева, потом на своего товарища, и вместо того, чтобы направиться к открывшейся двери, стал на свое место и сказал:

— Это очень интересно, Петр Агеевич, я рад продолжить с вами обмен мнениями.

Петр, очевидно, разволновался и не обратил внимания на то, что незнакомый ему человек назвал его по имени и отчеству, продолжал высказывать свои мысли, которые у него накопились и искали выход:

— Такое равенство они поворачивают как им выгодно, а не нам, людям от молота и серпа. Толкуют о не враждебности классов друг к другу, и тут же говорят о классовом сотрудничестве в виде того, что я должен вкалывать, а он, этот господин, будет по-своему распоряжаться всем, что я наработаю, как уже распорядились всем, что нами было наработано за советские годы.

Напарник седоволосого энергично выпрямился, словно подпрыгнул от справедливости сказанного Петром, и запальчиво воскликнул:

— Между прочим, господа не всегда говорят о равенстве — своего они не отдадут. Понятие равенства, имейте в виду, они, распространяют только до мифических так называемых возможностей, то есть вроде как все имеют возможности разбогатеть, а как? — об этом молчок, потому что за этим молчанием стоят воровство и коррупция, грабеж, обман, эксплуатация, спекуляция. Причем, присмотритесь: если не с ведома государства, то — с его осведомленности, почему-то против так называемых возможностей и нет реальных действий государства, только разговоры о недейственности законов, — и молодой собеседник громко и заразительно засмеялся. Он, видимо, уловил, что искренностью смеха можно привлечь внимание людей к завязавшемуся разговору, а выводы из разговоров сами возникнут.

Его старший товарищ поддержал своим замечанием:

— Да, теоретически и невозможное возможно, тем более, когда государство, построенное на классовом господстве капитала, заявляет о своей политике бдительно следить за охраной частных капиталов, не глядя на их природу происхождения.

Петр тут же не стерпел и снова добавил от себя:

— Буржуазное-то право на равные возможности началось с приватизации. Кто-нибудь назовет рабочего, крестьянина или учителя, которые что-либо приватизировали? Как же!.. Четыре акции завода на ваучер мне досталось, а директор, к примеру, пользуясь равными возможностями насобирал тысячу акций, на которые и огребает дивиденды только для себя в сотни зарплат явочным порядком, да и тридцатикратную зарплату отхватил сам себе от заработков рабочих. За три-четыре таких получек можно дополнительно к заводу прикупить пять-шесть магазинов, или, скажем, гостиницу, или завладеть кондитерской фабрикой, или, на худой конец, прихватить на Печоре нефтяную скважину.

Собеседники его улыбнулись, очевидно, довольные тем, что появился, союзник и единомышленник, или сочувствующий, и старший проговорил:

— Верно вы говорите, но…

— Так понимают свое положение многие из рабочих, — возразил Петр.

— Тем удивительнее, что при понимании всего, — продолжил седоголовый, — никакой злобивости, никакого коллективного возмущения, как будто все утеряли намять о нашем прошлом, где были другие — от народа — порядки и правила. Как будто и все согласны на бесправие слуг, даже в самом труде перед богатеями.

Молодой его товарищ поспешил вставить:

— Зато — при господах! Слово, видно, сладко звучащее — господа! Это вам не то-ва-рищ, которое обнимает только людей труда и несет в себе понятие равенства и человеческой полноценности для простых трудовых людей. При господах другое — имеешь капитал — имеешь ценность выше человеческой… Ну, приехали…

На заводскую остановку вывалила половина пассажиров. Золотаревы вышли следом за новыми знакомыми. Те отошли от толпы, остановились, оглянулись на Золотаревых, державшихся за руки. И Петр, и Татьяна с показной готовностью остановились подле них.

— Ну вот, давайте познакомимся, — сказал старший, подал руку сначала Петру, потом Татьяне. — Вы — Петр Агеевич, а это ваша супруга Татьяна Семеновна.

— Верно, а вы откуда нас знаете? — растерянно спросила Татьяна.

— Я еще и вашего брата знаю Семена Семеновича Куликова — недавно его избрали секретарем райкома КПРФ Надреченской районной парторганизации, боевая парторганизация, верная социализму и Советскому строю… А вас кто на заводе не знает, знатных производственников в советское время? Я — Суходолов Илья Михайлович, а это — Ромашин Василий Борисович. Я вас помню с тех пор, как писал о вас очерк в областную газету как о счастливой семейной паре, получившей от завода квартиру в новом заводском доме, переселившейся из молодежного семейного общежития. Вы, конечно, о том очерке не помните, тем более его автора не запомнили… Вы куда идете?.. Тогда пройдемте немного вместе.

— Мы в советское время так счастливы были своей жизнью, что не только не ценили, но не замечали всего хорошего, что нам бесплатно давала советская власть, — сказала Татьяна Семеновна, подлаживаясь под шаги мужчин и взглядывая в лицо Суходолова с некоторым горделивым вызовом, а понимать самолюбие молодого в то время журналиста и не могла не столько по неопытности, сколько по простоте свободы человеческой жизни, которая кругом звучала красивыми, веселыми песнями.

— Простите, Илья Михайлович, за любопытство, а сейчас вы где и кем работаете? — спросил Петр.

— Понимаю вас. Сейчас я работаю заместителем начальника областной налоговой инспекции, а Василий Борисович — аудитором этой инспекции, по-русски говоря, — ревизором.

— Из газетчика — в налоговики? — удивился Петр.

— Приходится приспосабливаться, Петр Агеевич, хорошо, что вовремя финансово-экономический институт окончил. Вот и едем к вашему директору завода кое за что поспрашивать, а за одно и вам помочь — больничные дела расследовать. Нам разрешается в бумагах покопаться.

— Опять вопрос: откуда вы про больницу знаете? — спросила Татьяна, теперь она считала себя причастной к вопросу больницы.

— Так об этом весь город знает, — пояснил Суходолов, однако с некоторой долей ревизорской неопределенности.