Степан Янченко - Утраченные звезды

Это объявление вызвало целую бурю оваций и крики приветствий и одобрений — услышать слова братского обращения простого рабочего, хотя и прославленного, но все-таки рядового рабочего человека было чрезвычайной редкостью во все перестроечные годы.

Петр Агеевич давно морально готовил себя к этому наиважнейшему для его жизни выступлению и уже продолжительное время сочинял свою будущую речь для рабочих завода, но после объявления о его выступлении он вдруг на мгновение струсил и растерялся. Но это было только одно мгновение и, скорее, от непривычки к выступлениям перед публикой, чем от незнания того, что он скажет людям. Он тут же взял себя в руки, сказал Андрею: Пойдем, Андрюша и решительно шагнул к микрофону. Он сделал незаметный глубокий вдох, набрал воздуху полные легкие и вместе с выдохом громко произнес:

— Товарищи! — и слово это было для него таким значительным, таким родным и таким близким к людям, что он тотчас почувствовал себя влитым в эту огромную толпу людей, и ему хотелось говорить с ними как с родными.

Татьяна Семеновна, с волнением наблюдавшая за мужем, может быть, одна из всей толпы заметила, как лицо его горячечно запунцевело, и сердцем почувствовала, как напряглось все его тело. Движимая страстным чувством любви и стремлением чем-то помочь ему, не замечая того, она оставила своих спутников и, безотчетно работая плечами и локтями, высоко и целеустремленно держа голову, протолкалась к машине. Ей, к удивлению, никто не воспротивился. А она повиновалась одному своему стремлению — своей близостью поддержать мужа в его первом обращении к столь необычному многотысячному собранию.

А Петр Агеевич, выдохнув из груди первое слово, в которое он вложил горячее стремление объединить в железную монолитность всю многочисленную массу людей, с ожиданием смотревшую на него, почувствовал стальную дрожь в мускулах своих рук, и его охватило желание проявить действие, способное обжечь людей огнем стремления к объединению для решительных действий.

— Дорогие мои товарищи! — повторил он с горячей сердечностью обращение к людям, как к самым близким друзьям. И люди эту его сердечность почувствовали и приняли в свои сердца. Он вдруг выхватил у Андрея обеими руками древко Знамени, встряхнул тяжелое полотнище с портретом Ленина, поднял его над головой, как огненное пламя, и громко заговорил: — Сегодня мы все, рабочие бывшего нашего завода, собрались вот под этим Красным Знаменем. Мы, может быть, этого еще не осознаем до конца, но именно оно позвало к себе наши сердца, и пусть оно и впредь ведет нас к нашим новым победам. В эти минуты я счастлив не только нашей первой коллективной рабочей победой, а и тем, что рядом со мной под это Знамя вышел вот этот молодой человек Андрей Гаврилин, сын безработного рабочего нашего завода, а это значит, что наше Знамя есть кому подхватить из наших рук, когда они ослабнут. Вот чем мы все должны быть счастливы и горды в эти часы.

Все эти слова Золотарева сопровождались несмолкающими дружными возгласами поддержки и одобрения. Аплодисменты и подбадривающие возгласы летели к Петру Агеевичу как с площади, так и со стороны двора завода, и он поворачивался кругом и приветственно взмахивал пламенно красневшим Знаменем.

Татьяна Семеновна стояла почти у самой машины с поднятой головой, прижимала руки к груди, сдерживая радостно волнующееся сердце. Глаза ее блестели слезами счастья и благословения. Петр поймал этот взгляд бодрого поощрения с чувством благодарности и любви.

Толпа еще плотнее придвинулась к машине, чтобы лучше слышать обращенные к ней слова, которые ей были близки и дороги не только своей правдой, но и особой значительностью, так как звучали по-боевому из уст своего, близкого по духу человека. Люди, как и Татьяна, смотрели ему в лицо тысячами внимательных глаз, доверчиво и одобрительно ловили его слова.

От этих дружелюбных взглядов он смелее овладел собою, почувствовал в себе уверенность и спокойствие, а мысли, скопившиеся за многие прошедшие дни, потекли свободной речью. Он передал Знамя Андрею и с бойцовским настроем продолжал:

— Это Знамя как символ нашей прошлой трудовой победы отныне станет символом коллективной борьбы за наши народные права. В великое для истории советского времени Центральный Комитет Коммунистической Партии Советского Союза и Советское правительство ставили во главу всей жизни свободный труд свободных людей и прославляли человека труда. Они-то и присудили Знамя Труда нашему трудовому коллективу на вечное хранение, а точнее, на вечное удержание в борьбе за победу во Всесоюзном социалистическом соревновании. Теперь у нас нет ни Советского Союза, ни Советского Правительства, ни социализма, ни социалистического соревнования, ни свободного гарантированного труда на себя, да и сами мы стали в экономическом и политическом отношении не свободными рабочими, а подневольными наемными работниками бесправного труда. Обманом у нас отобрали в частное владение заводы и фабрики, а нас расхватали на диком рынке, как бросовую рабочую силу. В силу инерции своего социалистического мышления и доверия властям в первое время реформ мы не сразу все поняли то, что с нами сотворили. Стали приходить к пониманию капиталистических преобразований после того, как увидели, что по началу нас как бы расхватали, а потом взялись выбрасывать на биржевую свалку, как отработанный человеческий хлам. Но мы должны умно понимать, что при советской власти, в социалистическом обществе при господстве общественной собственности все мы, люди труда, не были и не могли быть отработанным хламом, потому что мы были самой производительной силой в большом почете. Это при капитализме мы одномоментно оказались лишним и дешевым рабочим полускотом. Хозяевам наплевать на нашу безработицу, нищету и бедность. Им нужно одно — высокие доходы и прибыли. А их можно получать от снижения заработной платы и сокращения числа работающих, усиления эксплуатации рабочих, от повышения цен на рынке, которые скачут, как шалые собаки. Хозяев частного капитала не волнует снижение уровня нашей жизни, нашего вымирания. Они, как скопище дьяволов на нашу голову, хохочут над нашим желанием иметь гарантию на защищенное существование, поэтому с идиотской легкостью лишили нас гарантий на свободный труд каждому человеку, особенно молодому. Нашим детям никто не готовит рабочие места, они вброшены в море капиталистического произвола в свободное плавание, но они плавать-то по-капиталистически еще не умеют.

Петр Агеевич говорил хотя и внятно, но все же торопливо, с трудом поспевая за бегом своих мыслей. Он задохнулся от гонки за своими мыслями, не привычным был для него такой бег. Он остановился, с шумом выдохнул воздух, задержанный в груди, и минуту помолчал, вгляделся в лица впереди стоящих людей и с удовлетворением отметил, что его слушали сосредоточенно и с удовлетворением, значит, говорил он по делу, о больном. Такое наблюдение подбодрило его настроение, он продолжал еще с большим подъемом: