Степан Янченко - Утраченные звезды

На том и порешили, с тем разошлись. Петр смотрел вслед уходящим и думал, какой груз они взяли на свои плечи, и кто, собственно, их заставляет это делать — брать на себя тяжесть общих дел, а те, кому все это надо, живут с трудом, маются, болеют, кое-как перемогаются и не подозревают, что кто-то взял на себя душевную и физическую тяжесть, чтобы помочь обездоленным и чем-то облегчить их болезни и жизнь, по возможности, защитить их от беды, какую сознательно навлекают на рабочий люд не кто-нибудь, а сами власти. И нет больше подлости, как получить от народа власть и потом употребить ее во вред тому же народу — что еще может быть более гадким, циничным и предательским! А такой вот Полехин закончит работу в цехе и пойдет со своей запиской в горком, где его товарищи тоже соберутся к вечеру после работы и станут обсуждать его записку, которую подписал и беспартийный Петр Золотарев. А кто-то завтра или на третий день тоже после работы пойдет дальше с запиской с подписью Петра Золотарева.

Полехин еще посидел на скамейке то ли ради Петра, то ли сам по себе и проводил взглядом в одну и в другую сторону ушедших. Проводил с дружеской благодарностью и теплотой во взгляде, а потом с таким же выражением обратился к Петру:

— Спасибо тебе, Петр Агеевич, за участие в наших делах. Видишь, из каких дел состоит наша партийная работа, но это и есть работа с людьми… Ну, будь здоров, — поднялся Полехин и тепло пожал руку Петру. — Приходи к нам, — показал на скамейку и засмеялся, — помогать, а решать дела и помогать в том можно и на скамейке в аллее, и не удастся темным силам либерализма заглушить нашу борьбу, оторвать нас от народа. Днями мы получим себе угол для работы парторганизации. Наша коммунистическая идея коренится ведь и в самой повседневной жизни, и в судьбе людей, и все больше людей труда сознательно понимают это и тянутся к нам. На заводе ко мне за день приходят десятки рабочих и инженеров посоветоваться, поделиться мыслями. Знают о том, что я подхватил заводскую парторганизацию. Ну, всего доброго тебе, приходи, — и широко зашагал к проходной завода.

Петр еще постоял минуту и посмотрел Полехину вслед, чувствуя к нему благодарность за человеческую простоту и мудрость, которые еще ходят пока через заводскую проходную, и вдруг, подтолкнутый мыслью о машине магазина, подскочил и побежал за Полехиным и, догнав, сказал:

— Пойду, загляну в деревообделочный цех.

— Сходи, сходи, взгляни, что там делается, чем и как дышат твои товарищи.

В цехе мирно и слаженно шла работа, на Золотарева не обратили сразу внимания, и Петр прошел на участок обработки вагонки, в бригаду Сидоркина Ефрема.

Ефрем, увидев Золотарева, радушно заулыбался, остановил свой строгальный станок, подал руку Петру, обнял его, приложился щекой к щеке, от него приятно пахло сухим сосновым духом. Вслед за бригадиром остановили свои станки и другие рабочие, окружили Петра, и со всех сторон пошли вопросы о жизни. Петр, не таясь, откровенно рассказал о себе и о жене тоже рассказал и не пожелал такой жизни и врагам своим, а потом добавил:

— Зато я узнал, что такое жизнь рабочего при капитализме. В социализме жили мы, ребята, как у Христа за пазухой, да еще и власть ругали. А вот я уже коснулся, еще только соприкоснулся с капитализмом, и мне стало до слез горько от такого соприкосновения. А главное, что я понял, а вернее, уразумел, что нынче ругай, не ругай власть хоть ближнюю, хоть дальнюю, ей до лампочки рабочий человек, потому, что она сама, власть, под пятой капитала и подчиняется только ему, а мы только кормим ее под надзором опять же капитала.

Его слушали молча и внимательно, с задумчивостью на лицах и верой в глазах, и Петр поймал себя на том, что совершенно случайно и произвольно оказался в роли пропагандиста или агитатора.

— А сегодня ты работаешь? — спросил весь запыленный древесной пылью молодой рабочий.

— Сегодня пока работаю, а завтра — не знаю буду ли работать, — и Петр рассказал, что устроился на работу временно, но что надежды строит на шоферскую должность при магазинной машине, на которую осталось поставить кузов. Но для этого надо где-то его заказать или, в крайности, найти пиломатериал, чтобы самому сделать.

— В каком магазине ты работаешь? — спросил бригадир.

— Да вот по соседству с заводом — гастроном.

— Так это, наверно, у Красновой?

— Да, у Красновой Галины Сидоровны, — с удовлетворением подтвердил Петр.

— Тогда дело будет сложнее, — загадочно посмотрел бригадир на своих товарищей.

— А что такое? Я вас не понимаю, — озадачился Петр, вопросительно посмотрел на деревообделочников. — Она хороший руководитель и человек, как я ее понял, и — честный человек.

Бригадир и кое-кто из рабочих засмеялись, затем бригадир с улыбкой сказал:

— В том-то и суть, что она честный человек, и нам, рабочим, с готовностью помогает, когда затруднения какие или нужда.

— Не понимаю? — высказал недоумение Петр.

— Видишь, Петр Агеевич, в чем дело — можем тебе запросто помочь с кузовом, но твоя Галина Сидоровна щепетильно честный человек, потребует от тебя, чтобы все было по закону. А кто теперь живет по закону, да и где он тот закон, по которому кто-нибудь в сегодняшней РОССИИ живет? В общем, так: завтра я зайду к Галине Сидоровне и обо всем с ней договорюсь по какому-нибудь бартеру, и через три дня у тебя будет кузов на машине стоять.

Петр оглядел рабочих и медленно стал краснеть лицом и, смущенно моргая глазами, растерянно проговорил:

— Ей-богу, братцы, я к вам зашел без такой мысли, чтобы просить вас делать мне кузов, хотел только посмотреть, как вы тес на шпунт сажаете.

— Эту технику мы можем тебе показать, — с улыбкой сказал пожилой рабочий с обвислыми усами, запорошенными древесной пылью. — А бригадир тебе правильно сказал, так ты того — без всякого смущения, нам будешь должен, коли на работе останешься при магазине.

Петр уходил от деревообделочников с теплой легкостью в груди и по пути думал: А может, таким образом, и надо идти рабочим на объединение — через взаимопомощь друг другу?

Петр Агеевич с каким-то облегченным чувством распрощался с деревообделочниками и с возвышенным, радостным настроением вышел за проходную, и не спеша, пошел по аллее. Каштаны тихо, словно с осторожностью шевелили своими веерными разлапистыми листьями и обдували всю аллею ласковой, чуть слышной прохладой. А знакомая скамейка в аллее вновь воскресила заседание бюро и образ Полехина.

Петру Агеевичу до удивления было приятно общаться с Полехиным, точно с каким-то духовным родниковым источником моральной бодрости. Идя на встречу с Полехиным или уходя со встречи с ним, Петр не задумывался над тем, в чем сила Полехина. Он просто, безотчетно отдавался под его притягательное влияние.