Камилла Лэкберг - Вкус пепла

— Вот бедолага! Не много он прожил.

В гараж вошел Турбьёрн Рюд, начальник технической бригады из Уддеваллы. Он только что увидел Себастьяна.

— Четырнадцать лет, — сказал Патрик, и оба помолчали, пораженные тем, как могла жизнь стать настолько невыносимой для четырнадцатилетнего подростка, что он предпочел умереть.

— Есть ли какие-нибудь основания предполагать, что это было не самоубийство? — спросил Турбьёрн, готовя к съемке свою камеру.

— Нет, пока вроде бы ничего. Есть, правда, письмо, которого я еще не видел, а поскольку в письме упоминается имя, которое фигурирует в деле об убийстве, я бы ничего не оставлял на волю случая.

— Девочка? — спросил Турбьёрн.

Патрик молча кивнул.

— Хорошо, значит, будем рассматривать эту смерть как внушающую подозрения. Скажи, пусть кто-нибудь безотлагательно займется письмом, чтобы его не захватали, прежде чем мы примемся за него как следует.

— Сейчас же скажу. — Патрик обрадовался поводу выйти из гаража и подошел к Мартину, который смущенно вытирал рот салфеткой.

— Прошу прощения, — буркнул тот, бросив мрачный взгляд на свои ботинки, забрызганные остатками завтрака.

— Ничего. Со мной это тоже бывало, — утешил его Патрик. — Теперь им займутся техники и медики из машины «скорой помощи». А я пойду за письмом, так что ты тут смотри, когда можно будет поговорить с родителем.

Мартин кивнул и нагнулся, чтобы по возможности вытереть ботинки. Патрик подозвал девушку из бригады техников — та взяла свою сумку с необходимым снаряжением и без лишних слов последовала за ним.

В доме стояла жуткая тишина. Когда они шли к крыльцу, отец мальчика провожал их взглядом.

Патрик огляделся, не зная, куда идти.

— Я думаю, это наверху, — предположила девушка-техник. Он вспомнил, что ее зовут Эва — они уже встречались при осмотре дома Флоринов.

— Да, здесь внизу я не вижу ничего похожего на комнату подростка. Так что ты, наверное, права.

Они поднялись по лестнице, и перед мысленным взором Патрика всплыло воспоминание о доме, в котором рос он сам. Этот был построен приблизительно в то же время, и он узнал схожий стиль: матерчатые обои на стенах, лестница из светлой сосны с широкими перилами.

Эва оказалась права: на верхней площадке их встретила открытая дверь, которая вела в комнату, несомненно принадлежавшую подростку. Сама дверь, стены и даже потолок были покрыты постерами, и не требовалось быть гением, чтобы с первого взгляда понять, какая тема их объединяет. Мальчик увлекался героями боевиков. Здесь были все, кто сначала бьет, а уж потом задает вопросы. Разумеется, преобладали мужчины, но одна женщина все же удостоилась места в этой коллекции — Анджелина Джоли в роли Лары Крофт. Правда, Патрик все же подозревал, что она попала сюда не только за крутизну: вероятно, имелась и вторая причина, и он не мог осудить этот выбор.

Белеющий на письменном столе листок вернул его к печальной действительности. Они вместе приблизились, Эва надела тонкие перчатки и достала из своей вместительной сумки пластиковый пакет. Осторожно, двумя пальцами она подняла письмо за уголок, поместила в прозрачный пакет и только после этого передала Патрику. Теперь он мог прочесть написанное, не повредив возможные отпечатки пальцев.

Патрик молча пробежал письмо глазами. Страдание, которое он почувствовал в этих строках, едва не вывело его из равновесия. Стараясь взять себя в руки, он откашлялся, дочитал до конца и вернул пакет Эве. В подлинности письма он не сомневался.

Его переполнили злость и решимость. Он не мог вызвать на помощь Себастьяну Шварценеггера в шикарных темных очках, который бестрепетно восстанавливает справедливость. Взамен он мог предложить лишь самого себя, но сейчас твердо верил, что справится ничуть не хуже.

Зазвонил его мобильник, и он рассеянно ответил, весь переполненный возмущением, которое вызвала бессмысленная гибель мальчика. Но затем он узнал голос Дана, и на лице у него отразилось удивление. Приятель Эрики раньше ему никогда не звонил. А удивление, в свою очередь, быстро сменилось испугом.

Волна адреналина все еще не спадала, и Никлас подумал, что, пожалуй, неплохо решить все накопившиеся проблемы одним махом, прежде чем его по привычке потянет вновь спрятать голову в песок. Очень многие неудачи в его жизни объяснялись именно боязнью идти на конфликт, слабостью, которую он проявлял в решительные моменты. Он все лучше начинал понимать, что всем хорошим, еще остававшимся в его жизни, он обязан Шарлотте.

Подъехав к дому, он заставил себя переждать несколько минут и просто отдышаться. Нужно было продумать, что он скажет жене. Главное — это найти верные слова. С того момента, как он признался ей в своем романе с Жанеттой, он все время чувствовал, находясь рядом с ней, как пропасть между ними растет и растет. Трещины появились еще до его разоблачения и до того, как умерла Сара, а дальше они уже росли сами собой. Еще немного, и будет поздно. Даже общая тайна не сближала их, а лишь ускоряла процесс отчуждения. Ему казалось, что с этого надо начать. Если они не станут отныне совершенно честны друг с другом, их уже ничего не спасет. И впервые за долгое время, а возможно, и вообще в первый раз в жизни он понял, чего он хотел больше всего.

Помедлив, Никлас вылез из машины. Какое-то чувство по-прежнему говорило ему, что надо бежать, вернуться в амбулаторию и с головой погрузиться в работу, найти для утешения новую женщину: словом, возвратиться в знакомый замкнутый круг. Но он подавил в себе этот инстинктивный порыв, торопливо взбежал на крыльцо и вошел в дом.

Сверху доносились негромкие голоса, и он понял, что Лилиан сейчас у Стига. Слава богу! Ему не хотелось попадать под перекрестный огонь ее вопросов, поэтому он постарался затворить дверь как можно тише, чтобы она не услыхала.

Когда он вошел в подвальное помещение, Шарлотта удивленно взглянула на него:

— Ты дома?

— Да, я подумал, что нам нужно поговорить.

— Разве мы не поговорили уже обо всем? — равнодушно спросила она, продолжая складывать белье.

Альбин играл на полу, а Шарлотта выглядела усталой и ко всему безразличной. Он знал, что по ночам она только ворочается с боку на бок и почти не спит, хотя до сих пор делал вид, будто ничего не замечает. Ни разу не заговорил с ней, не погладил по щеке, не обнял. Под глазами у нее появились темные круги, и он заметил, как она исхудала. Сколько раз он недовольно думал, отчего она не возьмет себя в руки и не сбавит вес, но сейчас отдал бы что угодно, лишь бы к ней вернулись былые пышные формы.

Никлас сел на кровать и взял ее за руку, и удивленное выражение на лице жены подсказало ему, что он слишком редко это делал. У него появилось ощущение чего-то знакомого и одновременно непривычного, и на секунду он снова почувствовал желание убежать. Но он не выпустил ее руку из своей и сказал: