Камилла Лэкберг - Вкус пепла

Однако все ограничивалось мечтами. Что-то в душе — возможно, врожденная трусость — заставляло ее спокойно лежать в постели, когда в голове носились мрачные мысли.

Иногда ночью перед ее мысленным взором вставал ребенок Эрики — девочка, которой она еще ни разу не видела. Она завидовала ей. Эта девочка будет получать то же тепло и заботу, которые дарила ей Эрика, когда они вместе росли скорее как мать и дитя, чем как сестры. Но тогда она этого не ценила, ей казалось, что ее подавляют и подчиняют. Обида на мать, от которой она не видела настоящей любви, породила, вероятно, в ее сердце такую ожесточенность, что она оказалась невосприимчива к заботам сестры. Анна всем сердцем надеялась, что Майя окажется более способной откликнуться на тот океан любви, который, как она знала, могла ей дать Эрика. И не только ради сестры. Несмотря на разницу лет, на разделявшее их расстояние, Анна слишком хорошо чувствовала сестру и понимала, что той, как никому другому, необходимо почувствовать ответную любовь. Как ни странно, Анна всегда считала ее очень сильной и от этого только еще больше против нее ожесточалась. Сейчас, когда она была слаба, как никогда, она увидела Эрику такой, какой та являлась на самом деле: смертельно боящейся, как бы все вокруг не разглядели в ней того, что видела их мать, которая, очевидно, считала своих дочерей недостойными любви. Если бы это сейчас было возможно, Анна обняла бы ее и поблагодарила за все эти годы бескорыстной заботы, за все беспокойство, выговоры, за тревожный взгляд, которым она смотрела на нее, когда считала, что Анна поступает неправильно. За все то, что, как ей казалось тогда, было насилием над ее волей. Какая ирония судьбы! Тогда она даже не представляла себе, что такое настоящее насилие и неволя! Это она узнала только теперь.

Звук ключа, поворачивающегося в замке, заставил ее вздрогнуть. Дети, тихо игравшие на полу, тоже замерли и притихли.

Анна встала и пошла его встречать.

Арнольд озабоченно смотрел на него сквозь темные очки. Шварценеггер. Терминатор. Вот бы быть таким же, как он! Клево! Круто! Машиной, которая ничего не чувствует!

Себастьян глядел с кровати на постеры. В ушах у него все еще стоял голос Руне: этот фальшивый, озабоченный тон, полный липучей, притворной заботливости. На самом деле его заботит только одно — что о нем подумают люди. Как он сейчас сказал?

«До меня дошли ужасные обвинения против Кая. Мне, конечно, не верится, и, скорее всего, это одни сплетни, но я все-таки должен спросить тебя: он никогда не позволял себе по отношению к тебе или другим мальчикам чего-нибудь непристойного? Например, разглядывать вас в душе или еще что-нибудь такое?»

Себастьян мысленно расхохотался над наивностью Руне. «Разглядывал вас в душе…» Подумаешь! Чего тут такого страшного! Нестерпимо было другое. То, что теперь скоро выплывет наружу. Он уже знал, как это происходит. Они фотографировали его, собирали эти фотки, обменивались ими, и, как бы они их теперь ни прятали, все равно это выйдет наружу.

Не пройдет и дня, как об этом узнает вся школа. Девчонки будут поглядывать на него, показывать пальцем и хихикать, а ребята не дадут ему прохода: начнут отпускать соленые шуточки, изображать руками неприличные жесты. Ни у кого не будет к нему жалости. Никто не увидит, какая у него рана в сердце!

Он повернул голову влево и посмотрел на постер с Клинтом в роли Грязного Гарри. Вот бы мне такой пистолет! А еще лучше — автомат. Тогда бы он сделал так, как эти парни в США: в длинном черном пальто ворвался бы в школу и очередями расстрелял всех, кто подвернется. В особенности крутых! Тех, которые самые вредные. Но Себастьян знал, что это всего лишь случайно мелькнувшая мысль. Не в его характере было обижать других. На самом деле они же не виноваты. Ему остается только винить себя, и только себя он хотел наказать. Он же мог не соглашаться. А он когда-нибудь говорил «нет»? Так, чтобы прямо, не говорил. Он как бы ждал от Кая, что тот сам поймет, как ему это неприятно и трудно переносить, и сам перестанет.

Все было так сложно. Какой-то частью души он был привязан к Каю. Кай был человек что надо, и поначалу он чувствовал себя с ним так, словно тот его папа. С Руне он никогда такого не чувствовал. С Каем можно было поговорить обо всем: о школе, о девчонках, о маме и о Руне. Кай обнимал его за плечи и слушал. А все такое — это началось уже после, со временем.

В доме стояла тишина. Руне ушел на работу довольный, что получил подтверждение: все так, как он думает, а обвинения, которые предъявляют Каю, — сплошная напраслина. Наверняка он будет громко разглагольствовать в кафетерии: надо же, мол, как полиция выдвигает против человека ни на чем не основанные обвинения.

Себастьян встал с кровати и вышел из комнаты. На пороге он остановился и еще раз обернулся напоследок. Он посмотрел на каждого и каждому кивнул на прощание: Клинту, Сильвестру, Арнольду, Жан Клоду и Дольфу. Тем, до кого ему никогда не дотянуться.

На какой-то миг ему почудилось, что они кивнули в ответ.

Прилив адреналина после встречи с отцом еще не схлынул, и Никлас чувствовал в себе достаточно задора, чтобы заняться следующим номером в списке тех, с кем ему надо было разобраться.

Он съехал вниз по Галербакен и резко остановил машину, увидев, что Жанетта у себя в лавке и у нее полным ходом идет подготовка к предпраздничной торговле на День всех святых. Оставив машину, он вошел в магазин, и впервые с тех пор, как они начали встречаться, у него не появилось никаких ощущений внизу живота. Только во рту возник неприятный кисловатый металлический привкус — от отвращения к себе и к ней.

— Что за чертовщину ты затеяла?

Войдя, Никлас так хлопнул дверью, что на ней заплясала висевшая за стеклом табличка с надписью «Открыто». Жанетта обернулась и холодно взглянула на него.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

Потом опять повернулась к нему спиной и принялась разбирать ящик с игрушками, которые нужно было снабдить ценниками и разложить по полкам.

— Прекрасно понимаешь! Ты отлично знаешь, о чем я говорю. Ты ходила в полицию и наплела там небылиц, что я будто бы заставил тебя дать мне фальшивое алиби. До какой еще подлости может дойти человек? Что это — месть? Или тебе просто приятно создавать мне проблемы? На кой черт тебе это понадобилось? Неделю назад я потерял дочь, а ты все никак не можешь понять, что я больше не желаю обманывать жену!

— Ты мне кое-что обещал. — Жанетта сверкнула на него глазами. — Ты обещал, что мы будем вместе, что ты разведешься с Шарлоттой и мы с тобой заведем детей. Ты много всего наобещал, Никлас!

— И почему я, ты думаешь, это делал? Потому что тебе нравилось это слышать. Потому что, услышав про обручальное кольцо, ты охотнее раздвигала ноги. Потому что у меня было желание время от времени развлекаться с тобой в постели. Да ты сама знаешь эту игру не хуже, чем я! Ведь до меня у тебя уже перебывало достаточно женатых мужчин, — добавил он грубо, хотя видел, что с каждым словом она все больше сжимается, как от удара.