Жорж Сименон - Похороны месье Буве

Он позволял толкать себя в спину, как будто привык к такому обращению, и только в комиссариате, в разделенном надвое перегородкой помещении, еще раз поправил пиджак, воротник, галстук и сказал неожиданно властным тоном:

— Я желаю говорить с комиссаром.

Дежурный взглянул на часы, на всякий случай заглянул к шефу, с удивлением увидел, что тот еще в кабинете, и сказал ему что-то вполголоса. Комиссар встал, выглянул в приоткрытую дверь, с любопытством посмотрел на незнакомца и пожал плечами.

— Это немец, господин комиссар, — крикнула ему консьержка. — Первый раз он пришел, еще когда война шла, спрашивал, точно ли здесь живет месье Буве, а через два дня нагрянули гестаповцы. Он-то, я уверена, две ночи назад и залез в дом и перерыл всю квартиру. Только взгляните на него! Он не посмеет отпираться.

Невозмутимость этого типа выводила ее из себя, ей хотелось броситься на него и исцарапать в кровь, так раздражал ее его спокойный, безразличный, почти благодушный взгляд.

— Я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз, господин комиссар.

Прежде чем провести его в кабинет, полицейский, ощупав его одежду, убедился, что он не вооружен. Дверь захлопнулась. Зеваки остались ни с чем. Мадам Жанну никто ни о чем не спросил, но она сразу же принялась рассказывать всю историю женщине, ожидавшей каких-то документов и в это время кормившей грудью ребенка. Белая массивная грудь была больше головы младенца.

Комиссар попросил с кем-то его соединить, вызвал одного из инспекторов, и дверь в кабинет закрылась.

Наконец спустя добрую четверть часа консьержку попросили зайти, но в кабинете уже не было ни незнакомца, ни инспектора.

— Вы действовали правильно, и я благодарен вам, мадам. Можете со спокойной душой возвращаться домой.

— Вы его арестовали? Он в тюрьме?

— Мы предпримем все необходимое, поверьте.

Не было смысла раскрывать ей, что по просьбе, или, скорее, по требованию незнакомца ему пришлось позвонить начальнику управления полиции и повторить то, что просил передать задержанный:

— Здесь «человек, с которым вы встречались четырнадцатого июля». Он хотел бы с вами увидеться.

Гийом тут же отозвался:

— Пришлите его ко мне.

Он не добавил, что его должен сопровождать инспектор, и эту предосторожность комиссар принял на свой страх и риск.

Двое мужчин сели в открытое такси и через три-четыре минуты уже поднимались по широкой, вечно пыльной лестнице здания на набережной Орфевр.

Начальник взглянул на инспектора с легким удивлением, сразу все понял и сказал:

— Можете идти. Благодарю вас.

— Мне не ждать?

— Нет необходимости.

Потом он закрыл дверь на ключ, сел и с улыбкой спросил своего гостя:

— Как получилось, что вы арестованы?

— Я имел глупость сегодня утром, не столько из любопытства, сколько от нечего делать, прийти взглянуть на некий дом на набережной Турнель, и меня узнала консьержка.

— Так она вас знает?

Этого человека Гийом знавал как О'Брайена, но у него, скорее всего, были и другие имена. Они встречались два года назад, 14 июля, по поводу дела, интересовавшего как французскую контрразведку, так и Интеллидженс Сервис, О'Брайен участвовал в совещании с английской стороны.

— Будьте добры, поясните мне кое-что, а то я не совсем понимаю… Вы были во Франции во время войны?

— Я не только был здесь, но и работал переводчиком у немцев.

У него был не английский тип внешности — он, без сомнения, родился в Ирландии.

— Так вы по поручению немцев занимались месье Буве?

— Точнее, от них я о нем услышал. Позже мне представилась возможность проверить полученные данные.

— Минуточку. А не вы ли две ночи назад проникли в квартиру на набережной Турнель?

— Я. Мог бы, конечно, предупредить вас, но все-таки решил обойтись без этого.

Вот оно что. Люка, значит, не так уж ошибался, предполагая, что эту работенку сделал кто-то из своих.

О'Брайен ведь работал в той же «структуре». То, чем он занимался, не касалось ни службы безопасности, ни собственно полиции, но ему приходилось поддерживать с ними дружеские контакты.

— Вы располагаете временем?

— У меня еще добрых двадцать минут до начала утреннего совещания.

О'Брайен раскурил трубку и присел на подоконник. Гийом посматривал на него со смесью удивления и восхищения: как-никак этот человек ухитрялся целых четыре года водить за нос немцев.

— Эта история началась еще в ту войну, тысяча девятьсот четырнадцатого года. Мне рассказывали о ней в Лондоне лет двенадцать тому назад, у нас она стала уже почти классикой, но настоящую правду я узнал от самих немцев.

Речь идет о человеке, которого мы называли агентом Корсико и о котором не знали почти ничего, кроме того, что он был, наверно, самым высокооплачиваемым шпионом во время Первой мировой. Вам это интересно?

— Это Буве?

— Во всяком случае, тот, кто умер под этим именем. Вспомните атмосферу Первой мировой войны, значение, которое тогда приобрел Мадрид, ведь Испания хранила нейтралитет, и он был последним городом в мире, где свободно и ежедневно встречались официальные представители немцев и дипломаты союзников.

Шпионаж там процветал. Оба лагеря держали тьму-тьмущую агентов, роль которых все возрастала по мере того, как обострялась подводная война и все больше и больше тайных немецких баз по снабжению подводных лодок располагалось на испанских берегах.

Не успевали мы внедрить своих людей, как спустя несколько недель, а то и дней их находили мертвыми на пустырях, если вообще находили.

— Об этом я слышал.

— Увы, я был тогда слишком молод, но старики рассказывали нам все эти страсти.

Представьте себе, однажды вечером маленький человечек весьма непривлекательной наружности, явился в контору коммерческой фирмы, служившей прикрытием для Интеллидженс Сервис.

Отказавшись назвать свое имя, он заявил, что готов регулярно предоставлять нам фотокопии всех документов, попадающих в сейф посольства Германии.

Это казалось столь невероятным, что его едва не выпроводили вон. Но в доказательство он принес с собой копию некой дипломатической ноты, о существовании которой мы знали, но о содержании не имели представления. Он преспокойно назвал свои условия. Тысяча фунтов стерлингов золотом за каждый снимок. И изложил свой план. Кто-нибудь из нас каждый вечер поджидает его в машине, в безлюдном месте, у насыпи, имея с собой названную сумму.

Наши люди пытались его выследить — безуспешно.

Но с тех пор эта система работала, и работала безукоризненно чуть ли не всю войну.

Именно таким способом мы получили самую важную информацию.

А тот, кто предоставлял нам ее, сколотил на этом значительное состояние, пришлось даже созывать заседание кабинета в Лондоне, чтобы наша служба в Мадриде получила дополнительные дотации.