Жорж Сименон - Похороны месье Буве

— Вы устроили ему сцену ревности?

— Нет. Я поняла, что мы остались добрыми друзьями. Мне только было очень грустно видеть его настолько опустившимся.

— Он по-прежнему зарабатывал много денег?

— Много. Прииск в Уаги оказался очень прибыльным. Сэмюэль построил там целый городок, с центральной улицей, больницей, школой…

— Значит, вы расстались по-хорошему?

— Да.

— И он не проявил интереса к дочери, ведь вы приехали вместе с ней?

— Он нашел ее очень милой, но сказал, что тамошний климат не для нее, и посоветовал отправить ее поскорее в Сакре-Кер.

— А при каких обстоятельствах он исчез?

— Ни при каких. Он просто исчез. Я написала ему и не получила ответа. Я посылала много писем. Как и мой банк, которому больше не приходили деньги. Мы обращались к администратору Уэле, который сообщил нам, что Сэмюэль Марш покинул страну, никому ничего не сказав.

— А прииск?

— Вот в нем-то и дело! — вмешался адвокат. — Уже восемнадцать лет моя клиентка и я пытаемся войти в права обладания этим прииском. Вопрос сложный, мне понадобились бы часы, чтобы посвятить вас во все детали. Прииск был собственностью акционерного общества, и большая часть акций принадлежала Маршу. Мы пытались установить, что произошел несчастный случай и он погиб в джунглях, что было бы вовсе не удивительно, но нам возразили, что спустя несколько недель после исчезновения он где-то в Каире отозвал значительные суммы со своего банковского счета.

— Бельгийская полиция ничего не предприняла?

— Я довольно хорошо знаю суть вопроса, хотя и не был на месте. Дело в том, что там от одной деревни до другой надо несколько дней добираться в портшезе — по-тамошнему «типуа». А до ближайшего белого администратора оттуда добрых сто пятьдесят километров.

— Короче говоря…

— Короче говоря, миссис Марш до сих пор не может вступить во владение собственностью, на которую имеет право.

— Но она сказала, что богата?

— Ее родители были богаты. Они умерли, и ее отец успел растратить большую часть состояния. Кроме того, последние несколько плантаций какао в Колумбии поразила болезнь, которая погубила три четверти посадок.

— Но она не совсем обеднела?

— Скажем, она стеснена в средствах.

— Где вы живете, мадам?

— В отеле «Наполеон» на авеню Фридланд. Это мне обходится дешевле, чем обзаводиться собственным хозяйством.

Дело такого рода в начале августа, когда большинство служащих разъехалось в отпуска, сулило еще больше неприятностей, чем сенсационное преступление. Визитеры строго смотрели на начальника полиции, не оставляя ему путей к отступлению.

— Мы, разумеется, начнем следствие.

На полицейском жаргоне это называлось «расследование в семейных интересах».

— Вы знаете адрес вашей дочери?

— Понятия не имею, где она сейчас живет.

— Сколько ей лет?

— Должно быть, тридцать или тридцать два. Она замужем.

— За кем?

— За шалопаем по имени Франк Жерве, без гроша в кармане. Поначалу они пытались вытянуть деньги из меня.

— Ваша дочь, я полагаю, так же, как и вы, имеет право наследования?

— Это может сказать мэтр Ригаль.

— Все, что мы просим у вас, дорогой директор, это, не вдаваясь в детали, которые могут быть изучены в любое удобное для вас время, воспрепятствовать тому, чтобы Сэмюэл Марш, чью личность нам удалось установить с бесспорной точностью, был похоронен под чужим именем.

— Вы принесли бумаги?

Начальник не сомневался — адвокат держал в руках кожаный портфель.

— Вот свидетельство о браке. Я сделал также копии двух писем, написанных Маршем в начале супружеской жизни.

— А письма из Конго?

— Моя клиентка не считала нужным хранить их. Большинство писем было написано карандашом на каких-то клочках.

— Буду держать вас в курсе, мэтр. Ведь мне предстоит иметь дело с вами?

— Так будет проще. Я собирался уехать в отпуск, но пока отправил к морю жену с детьми. Сам я приеду позднее. Дело неотложное…

— Понимаю.

Посетители ушли, не вполне удовлетворенные разговором, и Ригаль твердо решил не оставлять полицейского начальника в покое.

Не откладывая дела в долгий ящик, он повел миссис Марш на улицу Реомюра, в редакцию газеты, напечатавшей накануне фотоснимок месье Буве, лежащего среди разбросанных картинок.

— Доложите обо мне главному редактору. Скажите, что я у меня есть для него сенсационная новость.

Он вытащил из портфеля визитную карточку с золотым тиснением, быстрым взглядом убедился, что его клиентка в прекрасной форме.

— Как можно меньше упоминайте о Конго, зато расскажите побольше о вашей жизни в Южной Америке. Не забудьте про пятьдесят костюмов, камердинера и прочие впечатляющие детали.

— Садитесь, месье Бопер.

Это был единственный инспектор на набережной Орфевр, которого никогда не называли просто по фамилии, всегда прибавляли «месье», — быть может, причиной тому был почтенный возраст и особое уважение, которое внушал старый служака, обремененный множеством обязанностей.

Он был во всем черном, это в августе-то, наверное, снова носил траур или просто донашивал костюм, приобретенный по случаю предыдущего.

Он настолько привык вести «расследования в семейных интересах», что невозможно было и мысли допустить, чтобы поручать дела такого рода кому-нибудь еще.

— Некий Рене Буве умер вчера утром, на набережной, у лотков букинистов.

— Я видел фотографию в газете.

— Оказалось, что это никакой не Буве, а Марш, американец, который провел часть жизни, управляя золотым прииском в Конго.

Бопер не шевельнулся, продолжая посасывать пальмовый леденец. Он не курил, не пил, только целыми днями сосал эти леденцы, отчего его длинные зубы пожелтели, как у старой лошади.

— Наведайтесь в мэрию Пятого округа. Дознание велось местной полицией.

— Понял, господин начальник.

— У него жена в Париже, некая миссис Марш, она живет в отеле «Наполеон». Есть еще и дочь, та замужем за неким Франком Жерве, не знаю его адреса.

— Понятно.

Бопер удалился с мрачным видом, зашел в кабинет инспекторов забрать свою черную соломенную шляпу и вскоре вышел на залитую солнцем набережную, похожий на огромного ворона.

Бопер, наверно, больше всех других коллег ходил пешком, такси он не признавал из-за дороговизны, автобусов по возможности избегал, а в метро спускался только в случае крайне необходимости.

Он шел, не удостаивая взглядом ни уличные кафе на бульваре Сен-Мишель, ни цветочниц, ни встречных женщин в легких светлых платьях.

В мэрии Пятого округа на площади у Пантеона было темно и прохладно. Он все тут знал, как свои пять пальцев и не нуждался в красных и черных стрелках-указателях, чтобы найти различные службы. Не утруждая служащих, он сам таскал тяжелые черные гроссбухи, где регистрировались акты гражданского состояния.