Кэрри Гринберг - Темная Прага

Вся в черном, прекрасная и торжественно мрачная, графиня спустилась вниз, где ее уже ждал Эдвард.

— Почитай, — он протянул ей свежий выпуск газеты.

Всю первую полосу занимала статья о смерти Фридриха. В полицейское управление был отдан приказ во что бы то ни стало разобраться с причинами убийства; журналисты один за другим выдвигали свои варианты произошедших событий… В одном абзаце «всемирная слава» коснулась и графини Анны Варвик — «Молодой леди, вскоре собиравшейся стать законной женой Фридриха. Мы приносим свои соболезнования скорбящей вдове…»

Анна с интересом прочла статью, усмехнувшись про себя: как она могла стать вдовой, если даже не была замужем за герцогом!

— Пани, сегодня прислали свои визитки несколько репортеров, — сказала Мартина, протягивая ей бумажки, — они хотели поговорить с вами о событиях той ночи. Но я прогнала этих наглецов!

— Да, ты правильно поступила, — холодным голосом ответила Анна, — у меня нет сил ни с кем сейчас говорить. Нам предстоят заботы о похоронах.

— Но разве этим не будут заниматься его родственники?

Анна в очередной раз с недовольством отметила, что ее горничная была куда умнее, чем она предполагала. А умная горничная — это не к добру.

— Не думаю. У них были не самые лучшие отношения, к тому же они терпеть не могут Прагу и вряд ли приедут сюда.

Именно от них Фридрих и сбежал в Прагу, чтобы быть уверенным, что здесь его любимые, дорогие и обожаемые родственники не вздумают его контролировать!

— Необходимо оповестить всех приглашенных на свадьбу гостей об ее отмене, — голос Анны слегка дрогнул.

— Прикажете принести бумагу и чернила для писем, пани?

— Да, — казалось, Анна задумалась о чем-то. Потом тряхнула головой и повторила уже уверенней. — Да, бумагу и чернила. И попроси никого не беспокоить меня.

— Да, пани, конечно.

Сегодня графиня выглядела еще печальней и задумчивей, лицо ее казалось ликом фарфоровой куклы, но откуда на лице убитой горем вдовы этот лихорадочно горящий румянец?

Мартина сделала торопливый книксен и покинула столовую. Притворив за собой дверь, она горячо зашептала:

— Только бы не повторился давешний приступ! Храни ее Дева Мария, как и всякую невинную душу!

Дом, казалось, навеки покинули смех и человеческое веселье.

— Когда-нибудь этот дом развалится… — пробормотала девушка, налегая на дверь в графский кабинет. Старое, когда-то дорогое, дерево рассохлось, и теперь дверь поддавалась с трудом.

Мартина внезапно ощутила резкий порыв холода, и ей захотелось закутаться в шаль, забиться в темный угол и заткнуть уши руками — только бы не слышать звуков пустого дома, шелеста струй дождя по стеклу и гулкого боя часов.

Передернув плечами, девушка быстро зашагала по коридорам, не глядя по сторонам, ведь каждая тень заставила бы ее вздрогнуть сейчас.

На кухне жарко горел огонь. Наверное, сейчас это было самое уютное и теплое место, которое только можно было найти. Где-то в соседней комнате, должно быть, спала Вик. Во всяком случае, когда Мартина заходила проведать девочку пару часов назад, та даже не собиралась просыпаться. До какой же степени надо было устать, чтобы проспать больше суток!

— …всем нам тяжело, — донесся от самого очага голос кухарки, — но мы должны держаться, мы же графские слуги!

— Нет-нет, — вторил ей дрожащий от рыданий голос второй служанки, Терезы — молодой нервной женщины со следами оспы на бледном вытянутом лице, — это место нечисто, нехорошее место! Завтра же попрошу расчета! Ноги моей больше не будет в этом проклятом доме!

— Что такое, дедушка Йиржи? — озабоченно склонилась Мартина к уху старого графского кучера.

— А ничего, — согнутый пополам старик раскуривал трубку от уголька, — глупые клуши эти бабы. Вот я. Служил еще тогда, когда их и на свете-то не было, а ни разу слова не слышал. И при прошлых хозяевах служил, и при этих еще послужу. А ты, девка, — он неожиданно сжал запястье Мартины своей сухой шершавой ладонью, — иди-ка в церковь да помолись за душу нашей барышни.

За Мартиной негромко захлопнулась дверь, но этого хватило, чтобы разбудить Викторию. Она оторвала голову от мягкой подушки и непонимающе огляделась: что это за место? Чья это комната? Первый раз за последние семь лет она спала на широкой кровати под шерстяным одеялом — в приюте такая роскошь была непозволительна, что уж говорить о ее свободной жизни на улице.

Она припомнила, что это служанка той самой графини разрешила ей переночевать в поместье: разумеется, с условием, что пани Анна ничего не узнает.

А еще Вик вспомнила, зачем она осталась в этом доме. Конечно! Удостовериться в том, что все ее опасения насчет этой Анны правдивы и интуиция ее не подвела, найти доказательства. Все что угодно, лишь бы пан Тесарж поверил, что за ужасное существо представляет собой эта Анна Варвик.

Вик аккуратно выглянула в коридор: никого не было, и дом, казалось, заснул, и она могла беспрепятственно гулять здесь, сколько ее душе взбредет.

Дом был большой, что-нибудь в нем да обнаружишь. Первая мысль — найти комнату графини Анны и посмотреть, каких скелетов скрывает её шкаф.

Оглядевшись, Вик тихонько двинулась вверх по лестнице. Перила были резные, красивые; маленькие бронзовые фигурки нимф поддерживали их у основания лестницы. Настоящее красное дерево, отполированное до изящного, почти металлического блеска. Ступени тоже из дерева, и так хорошо подогнаны, что не издавали ни скрипа. Шаги скрадывал толстый ворс красного, под цвет бархатных портьер на окнах, ковра. Все было сделано со вкусом. Глядя на все это, где-то в сердце у Вик больно кольнуло. Если бы не тот монстр, она могла бы жить так же, а не спать на продуваемой всеми ветрами улице и питаться помоями.

Вот он — заветный коридор. Несколько дверей, теплый свет масляных ламп, несколько картин, изображавших античные сюжеты — новинки живописи здесь были не в почете, а слухи о французских импрессионистах оставались для графини всего лишь слухами. Все правильно. Ничего подозрительного. Типичный дом богатого человека.

Комната Анны, к большому разочарованию девочки, тоже не представляла собой ничего интересного. В центре под бархатным балдахином стояла большая кровать. Почему-то Вик была уверена, что такое чудовище, как эта женщина, не будет спать на мягкой кровати — тут скорее бы подошел гроб. Черный гроб в темной, мрачной комнате, освещаемый лишь одной свечой. А здесь все было в бордовых тонах — обои, обшивка мебели, даже пушистый ковер на полу. Этот цвет начал уже порядком выводить Вик из себя. На прикроватной тумбочке стояла баночка пудры, пустая до половины — ей, видимо, часто пользовались. Крышка была неаккуратно закрыта, и часть пудры оказалась рассыпанной. Рядом лежала открытая где-то на середине книга, перевернутая страницами вниз. «Любовь-целительница», Мольер — прочитала Вик название на французском, этому языку ее научили гувернеры за те недолгие годы, что она жила в богатстве и роскоши. Любовь и правда лечит?