Сэм Льювеллин - В смертельном круге

Прогноз погоды на следующее утро обещал юго-восточный ветер от пяти до шести баллов, при порывах до семи. Мы с Чарли выпили черный кофе, съели ветчину, яйца и много тостов с мармеладом. Булыжник на набережной был начисто отмыт дождем, и ветер сильно бил нам в лицо.

Для матчевой гонки ветер был слишком силен. С причальной стенки мы посмотрели на мачту яхт-клуба, ожидая увидеть на ней флаг "Н", что означало бы отмену гонок. Но там бились на ветру два Других флага — голубой и флаг спонсоров.

Я сказал:

— Ну ладно, пойдем, — хотя у меня и перехватывало горло. Яхты, участвующие в гонках, были попарно причалены к стенке. Когда мы спустились в кокпит своей яхты, ветер завыл в снастях. Внизу живота у меня возникло гадкое ощущение, закружилась голова. Через две лодки от нас в задней части своего кокпита сидел Поул в бело-сером мокром кепи. Я будто снова слышал его голос, сообщающий о том, что Генри и Мэри превратили «Саут-Крик» в свинарник. Ветер в гавани срывал с волн белую пену и раскачивал лодки ловцов омаров.

— Штормит, — сказал Чарли.

— Ладно, идем.

Мы отвалили от стенки и пошли по направлению к старту. В сером проеме выхода из гавани линия горизонта была изломана, как зубья пилы. Когда мы подходили к стартовой зоне, ветер стал таким сильным, что валил яхту на борт. Вода, хлеставшая через пиллерсы [16], была зеленой.

Пултни с юга отделяла от Ла-Манша гряда скал, поэтому волнение в гавани ощущалось не сильно. Но линия скал не совсем защищала от ветра, а он в тот день был почти шквальным.

За кормой двигались белые треугольники парусов Поула. Как только он вышел из гавани, нос его яхты начал разрезать белые буруны волн. У меня во рту пересохло. Я глотнул чая из термоса, но это не помогло.

Заработало УКВ-радио. Комитет распорядился взять два рифа на главном парусе. Мы тут же взяли два рифа. Яхта стала меньше крениться от сильных порывов юго-восточного ветра.

Чарли сидел, закутавшись в плащ, красный капюшон совсем скрывал его лицо. Он сказал, взглянув на часы:

— Две минуты до первой пушки.

В матчевой гонке даются два сигнальных выстрела из пушки. Первый — за восемь минут до старта. Он означает, что соперники могут выйти в стартовую зону перед условной стартовой линией, обозначенной двумя большими буями. Вот здесь-то и начинается борьба. Почти всегда матчевая гонка выигрывается и проигрывается на старте. Весь секрет лишь в том, чтобы, умело маневрируя на грани нарушения правил, занять такую позицию, при которой будет достигнуто преимущество перед противником.

В прохладный день и при сильном ветре старт матчевой гонки был чем-то средним между морским сражением и партией в шахматы. Сегодня, при такой хмурой погоде, когда ветер рвал гребешки волн, и серое небо нависло над головой, похоже, предстояла жестокая схватка без всяких компромиссов.

Я видел, как ветер наполнил белые паруса Поула. Прозвучал выстрел первой пушки. Я осторожно вошел в стартовую зону. А Поул выжидал, и его паруса бились на ветру, трепеща и громко хлопая.

— Хорошо стоим, — пошутил я.

Чарли согласно кивнул. Ветер раздувал его волосы. Рисковать в такой день — означало напрашиваться на беду. Поул тоже знал это. Поэтому мы держались поодаль, развернувшись по ветру. Яхты дергались на короткой, злой зыби.

— Три минуты, — предупредил Чарли.

— Поднять паруса! — приказал я.

Загремели лебедки. Паруса пошли вверх, превращаясь в твердые белые крылья. Яхта быстро набирала скорость, идя направо по курсу, и, казалось, летела над поверхностью воды. Мы описали широкую дугу, сделали разворот и пошли очень быстро назад, направляясь к правой части стартовой линии.

— Он берет влево, — остерег меня Чарли.

Я искоса следил за Поулом и был готов быстро сменить направление, потому что путь для меня был открыт. У Поула не оставалось иного выхода, как держаться в стороне. Волны накатывали на нос яхты и глухо разбивались об ее корпус. Справа по курсу болтался на волнах большой надувной буй, обозначавший правую оконечность линии старта.

— Десять, — начал отсчет Чарли. — Девять. Восемь...

Над яхтой комитета гонок показался дым от выстрела пушки, тут же снесенный ветром. Нос яхты врезался в волны, взбивая белую пену.

Мы легли на курс. Поул шел другим галсом. Обе яхты рванулись в серое море, идя сходящимися курсами.

— Мы проскочим, следи за его поворотом, — сказал Чарли.

Я кивнул. Надо было набрать скорость, достаточную для того, чтобы использовать ее при повороте, когда придется изменять положение парусов. При этом необходимо так пройти около противника, чтобы не попасть в полосу ветровой тени, когда он заслоняет вас с наветренной стороны. Это — полезный маневр, но существуют и противодействия.

— Он пошел на поворот, — бросил Чарли.

Краем глаза я видел яхту Поула, который старался пройти у нас за кормой и набрать скорость для поворота. Он с грохотом пролетел мимо, обдавая нас пеной. Но ему придется на некотором отрезке потерять ветер.

— Галс! — приказал я спокойно.

Яхта накренилась, и мы легли на другой галс. Лицо Поула под капюшоном стало темным от злости. Он бросил взгляд на свои паруса, опавшие из-за того, что мы перехватили его ветер. Чарли поднес руку к губам, чтобы спрятать улыбку. Дело было в том, что Поул ошибся. При повороте и проскочил очень далеко. Теперь мы были с наветренной стороны, надежно экранировали его, и он ничего не мог с этим поделать.

Мы шли впереди и чисто обогнули контрольный буй. Когда он сделал свой первый подветренный поворот, его отделяла от нас добрая сотня ярдов крутых серых волн.

— Сделали его, — объявил Чарли.

Я не ответил, потому что весь словно собрался в комок. Никакая гонка не завершена, пока ты не дошел до финиша. Нужно пройти еще круг, а потом целых две гонки, чтобы выйти в финал. Ветер слишком силен, не надо быть чересчур самонадеянным.

Я повернул румпель. Мы обошли буй с правого борта и легли на другой галс.

— Хорошо обставили его, — усмехнулся Нодди.

Я шел круто к ветру. Вода захлестывала палубу. Нодди прав, подумал я, это уже не гонка, все кончено.

И тут я заметил это пятно. Оно было большое, ярдов пятьдесят от края до края, участок моря, где рябь исчезла и гладкая поверхность отливала маслянистым блеском. Моя рука потянула румпель прежде, чем я сообразил, что происходит. Но было поздно. Мы уже находились посередине этого скопления водорослей.

— О Боже, все пропало! — простонал Скотто. Я снова попытался повернуть румпель. Но даже без этого я понимал, что руль полностью парализован.

— Скорость падает, — доложил Чарли.

Цифры на лаге [17] скакали: 6,1, потом 6,5 и 6,1. Лодка прямо застряла в этом месиве. Я взглянул через плечо и увидел, что Поул стремительно приближается.