Жорж Сименон - Время Анаис

— Похоже, дело важное. Он уже в третий раз звонит, спрашивает, передали ли вам записку.

Альбер позвонил, и Серж Николя назначил встречу в баре на улице Пресбур. Если б он рассказал об этом комиссару, тот бы непременно поинтересовался, как они друг друга узнали.

Серж Николя тогда сам подошел к Альберу — обаятельный, развязный — и принялся расхваливать его статью.

— Я навел о вас справки. Известно ли вам, любезный друг, что вас весьма ценят и уважают? (Сержу была свойственна манера выделять прилагательные и наречия). Буквально все твердят, что вы заслуживаете лучшей участи, что вы себя не цените, что вам следует предоставить возможность показать, на что вы способны. — И, подняв бокал на уровень глаз, прибавил: — Я дам вам такую возможность.

Сколько же виски выпили они в тот вечер? Подошло время ужина, а они о еде даже не вспомнили. Распираемый нахлынувшими на него чувствами, оставшись один у себя на улице Бержер, Бош чуть не заплакал от счастья. Фернанда вернулась лишь час спустя. Теперь-то ему было ясно, что она дожидалась конца встречи с Сержем в соседнем баре или у него дома. Однако вполне естественным тоном она проговорила:

— Ты должен меня познакомить с ним. Жаль, что он русский. Русских я остерегаюсь…

— Вы вокруг да около ходите, — сказал комиссар. — Я хочу уточнить некоторые детали, чтобы вы не стали посмешищем, пытаясь представить случившееся как убийство из ревности.

— У меня этого и в мыслях не было.

— В таком случае не знаю, как вам удастся оправдать себя.

Бош осознал, сколь низким выглядел со стороны его поступок, и ему захотелось произнести нечто такое, что возвысило бы его в собственных глазах, даже если это вызовет насмешку или негодование полицейского чиновника.

И он сказал то, что давно хотел сказать, правда, другим тоном и при иных обстоятельствах.

— Господин комиссар, я убил Сержа Николя, потому что я честный человек.

Комиссар не смеялся. Он лишь внимательно взглянул на Боша, удивленно прищурив глаза, и, пожав плечами, стал надевать шляпу и плащ.

— Мы это сейчас выясним. Спустимся вниз, нас ждут.

Арестованному все же подали чашку кофе, который еще не успел остыть, и булочку с маслом, но привести себя в порядок никто не удосужился предложить. Решили, что и так сойдет. Наверняка для того, чтобы он действительно походил на убийцу. А может, затем чтобы воздействовать на толпу и вызвать в нем чувство страха?

Его посадили на заднее сиденье, снова надев наручники; с одной стороны сел комиссар, с другой — полицейский в штатском. Проезжая Елисейские поля, пленник с комиссаром одновременно вскинули глаза на высокое здание, где находилась контора киностудии.

Вскоре они приехали на улицу Дарю. У дверей дома собралось с полсотни человек и множество автомобилей. К полицейской машине кинулись фотографы.

Фотовспышки слепили глаза, но репортеров не прогоняли. Бош видел лишь силуэты людей в темной одежде, чьи-то лица, снова почувствовал, как озябли руки и ноги, слышал голоса, в которых звучали угрозы и негодование. Кто-то лез с кулаками, несколько женщин пытались прорваться сквозь полицейский заслон.

Едва он ступил на порог дома, как запущенный кем-то камень угодил ему почти в самое ухо. Он машинально схватился за ушибленное место, и жест этот, неверно истолкованный толпой, вызвал целый поток брани.

Поднимаясь на второй этаж, Альбер вспомнил, как прижался к стене, чтобы пропустить девушку, как, по привычке воспитанного человека, приподнял шляпу.

Не находилась ли в этой толпе и Фернанда? Узнала ли она его?

Впереди и сзади собралось много народу. Стояли на лестничной площадке, в прихожей. В тусклом утреннем свете квартира Сержа казалась не такой роскошной и изысканной, как при электрическом освещении. Обои запачканы, край шторы выгорел на солнце.

Почти все курили. Люди скапливались группами, о чем — то спорили, но как только замечали Боша, с любопытством оборачивались и, самое удивительное, умолкали.

Среди присутствующих находились помощник прокурора, его секретарь и еще два или три представителя прокуратуры, медицинский эксперт, криминалисты, полицейские, в их числе и комиссар квартала. По-видимому, были и журналисты, поскольку в комнату только что впустили фоторепортеров. Погода стояла холодная, и многие были в добротных темных пальто.

Весь этот люд разместился в салоне, или студии. Так называл Серж комнату, уставленную книгами и увешанную фотографиями, преимущественно женщин и актеров. Главной ее достопримечательностью был покрытый шкурой леопарда неимоверной ширины диван.

Расположенная справа кухня не использовалась по прямому назначению, служа лишь для приготовления коктейлей: Серж никогда не ел дома и готовил утренний кофе на электрокофеварке, стоявшей на ночном столике.

В спальне (дверь в нее была приоткрыта) распоряжались эксперты научно-технического отдела. Там ли по — прежнему труп, Бошу выяснить не удалось. Если тело не трогали, он увидел бы голые ноги: после выстрела Серж опустился на край постели, откуда скатился на пол.

Комиссар подошел к стоявшим у окна судебному следователю и помощнику прокурора. Все трое говорили о Боше, поглядывая на него. Остальные вернулись к своим обязанностям; не спускавшие глаз с входных дверей зеваки топтались на заплеванном полу.

Особенно внимательно разглядывал Боша судебный следователь. Он словно изучал преступника, прежде чем тот попадет к нему в руки. Это был человек лет пятидесяти, рыжеусый, добротно, но скромно одетый, с серьезным, сосредоточенным лицом. Время от времени он что-то спрашивал у комиссара. Судя по всему, следователь придавал значение малейшим деталям, не довольствуясь приблизительными данными.

Всем своим видом комиссар выражал готовность помочь. Подойдя к арестованному, которого не выпускал из поля зрения инспектор, комиссар проговорил:

— Прошу, подойдите сюда, господин Бош.

Полицейские покинули спальню, туда направились четверо: помощник прокурора, судебный исполнитель, комиссар и арестованный.

Возле дверей произошла заминка.

— Входите первым, господин Бош.

Сделав два-три шага, Альбер посмотрел туда, где прежде лежал труп, но увидел лишь обведенный мелом силуэт.

Зрелище это не произвело на Боша никакого впечатления. Он лишь помрачнел, испытывая крайнюю усталость.

Бош повернулся к сопровождающим его чиновникам, как бы пытаясь сообразить, чего же от него хотят, и, встретив взгляд судебного следователя, увидел в нем разочарование.

Жаль. Он совсем не хотел расстраивать чиновника. Альбер понял: тот желал выяснить, какова будет его реакция, но не ломать же комедию. Бош открыто посмотрел на судебного следователя, как бы говоря: «Прошу прощения». Но тот, несомненно, не понял его.