Джон Фасман - Библиотека географа

— Меня не так уж легко обидеть. Кроме того, я хорошо относился к соседям. И мне нравилось жить в этом районе.

— Это место нельзя не полюбить, верно? Розовые, с темно-красной отделкой домики, речку, зеленые парки, танцевальные площадки и футбольные поля… Кто сейчас там только не живет! Я тоже купил домик — у самой воды — на той же улице, где обитают мои родители и дядья.

— Он называет их домами Гомесов. Не путать с Домом Гомеса на побережье, — сказал Джо.

— Это ты, Здоровяк, называешь их домами Гомесов… Извините, Пол, если из-за меня вы почувствовали себя не в своей тарелке. Я говорил все это не для того, чтобы вас смутить, а потому что наболело.

— Как я уже сказал, меня не так легко обидеть.

— Вот и хорошо. — Гомес доел свой сандвич и промокнул губы салфеткой. — В таком случае поговорим об умершем профессоре.

— Мы проделали в связи с этим кое-какую работу, потребовавшую известных усилий, — заметил Джо, вынимая из ящика стола папку из манильского картона. — Но, как я уже говорил, заняться мне в эти дни было особенно нечем, а рекомендации дядюшки Аба много для меня значат. Пусть его мягкие манеры не вводят вас в заблуждение — на свете не так уж много людей, которых он готов отрекомендовать с лучшей стороны. Что же касается Гомеса, то он… как бы это сказать, регрессировал — так, кажется, назвал подобный процесс самозваный экстрасенс, которого мы взяли во время облавы на Тэвей-стрит? Иначе говоря, Гомес ради вас совершил небольшое путешествие в свою прошлую жизнь.

— Между прочим, весьма болезненное, — произнес Гомес, — если принять во внимание подавленные воспоминания и прочее дерьмо. В своей «прошлой жизни» я был весьма уважаемым офицером, работавшим на федеральные органы правопорядка, и состоял в ФБР. Воспользовавшись этим, я позвонил своим бывшим коллегам насчет нашего парнишки и расскажу вам о результатах после Джо.

Джо открыл свою папку, откупорил жестянку с виноградной газированной водой, опустошил ее в два глотка, смял в своей могучей длани и забросил в мусорное ведро, находившееся в добрых пятнадцати футах от его стола. Потом откупорил вторую жестянку и отпил примерно половину.

— Просматривая сделанные полицией записи, касавшиеся арестов нашего парня, — сказал он наконец, громко рыгнув, — я невольно задавался вопросом, почему руководство университета позволило ему продолжать преподавание.

— Ваш дядя рассказывал мне об этом.

— Я тоже с ним разговаривал. Вполне возможно, он поведал нам одну и туже историю. — Джо достал из верхнего ящика стола скрепленный металлическими кольцами репортерский блокнот — такой же, как мой (совпадение мне польстило), — и пролистал несколько страниц. — Похоже, в первый раз руководство удержал от решительных мер профессор Кроули, а во второй — сам дядюшка Аб.

— Совершенно верно.

— Нет, не верно. То есть не совсем верно. Аб рассказал нам, почему Пюхапэева оставило в штате руководство исторического факультета. А я хочу знать, почему под этим подписалось руководство университета.

— Но ваш дядюшка говорил, что об этом знали лишь несколько профессоров факультета.

— Я помню, что он говорил и о чем при этом думал, но в данном случае он ошибся.

Гомес подал голос со своего места:

— Дело не в том, что это маленький город, а в его конической форме с заостренной вершиной. И то, о чем мы сейчас рассуждаем — преступление, в которое был вовлечен профессор самого значительного местного учреждения, — случилось на вершине этого конуса. На мой взгляд, такого рода деяние не могло пройти незамеченным для руководства университета. Кто-то обязательно что-нибудь видел или слышал — возможно, один из охранников университетского городка, который рассказал потом об этом жене, а его жена, в свою очередь, сестре, а сестра, возможно, преподает в университете и поведала другой преподавательнице, а муж у той, положим, репортер, сообщивший о происшествии старому другу, а тот своему соседу — и пошло-поехало… Это как игра в испорченный телефон.

— И когда информация просочилась на самый верх, наш парень, возможно, обрел пугающие черты первобытного дикаря, эдакого сына Сэма номер два, — сказал Джо.

— Именно. Новость такого рода просто не могла не взбудоражить людей, особенно если учесть, что она исходила от обитателей вершины, которые в своем подавляющем большинстве не любят и боятся оружия и приходят в ужас при мысли, что оно может быть использовано против них.

Гомес придвинулся на своем стуле поближе к столу, за которым сидели мы с Джадидом. Признаться, мне нравилось проводить время в компании этих двух парней. В их присутствии я испытывал некоторый трепет, но зато чувствовал себя защищенным. Кроме того, они представлялись мне людьми необычайно близкими в интеллектуальном и духовном отношении. Они заканчивали друг за другом фразы, совместными усилиями облекали в завершенную форму мысли, пришедшие одному из них в голову, и по мере сил старались представить друг друга в наилучшем свете, что по нынешним временам редкость…

— Короче говоря, мужчина, который носит при себе пушку, для обитателей университетского городка все равно что неандерталец, — подвел итог Гомес.

— Точно так, — согласился Джо. — Приняв это во внимание, я первым делом позвонил дядюшке Абу и попросил оказать мне любезность: просмотреть копии университетских платежных ведомостей. Хотел узнать, во что обходилось университету содержание Пюхапэева в штате. И знаете, сколько он зарабатывал в год? — Джо наклонился ко мне, сверля взглядом пронзительных черных глаз, и развел ладони, словно фокусник, выпускающий в зал голубя. — Доллар!

— Один доллар?

— Да. Один доллар. На самом деле ничего экстраординарного в этом нет, хотя вы, возможно, думаете обратное. Встречаются профессора очень обеспеченные: выходцы из богатых семей или имеющие состоятельных жен — высокооплачиваемых врачей или адвокатесс. Они преподают исключительно из любви к искусству, и зарплата им не нужна. Но университет в связи с законом о доходах и налогообложении обязан начислять им жалованье. Он и начисляет; профессор-филантроп же берет себе символический доллар, а остальное возвращает университету.

Однако в случае с Пюхапэевым странности такого рода на этом не кончаются. Он не только возвращал университету свое жалованье, но и являлся спонсором — жертвовал университету от пяти до десяти тысяч долларов ежегодно.

— Как вы об этом узнали?

Джо показал мне копию годового финансового отчета Уикенденского университета. На обложке красовалась привычная идиллическая картинка: студенты из многонациональной группы (в Уикендене никто никогда этих студентов не видел) сидели под деревом на зеленой травке, обложившись книгами, и широко улыбались в объектив, демонстрируя всему миру, как они здесь счастливы.