Джон Фасман - Библиотека географа

Как бы то ни было, агенты Уильямс и Шалай отправились к профессору Пюхапэеву в Линкольн, штат Коннектикут, где рассеянный добряк профессор сообщил им, что не имеет представления о передвижных выставках иранских драгоценностей, знать не знает Джозефа Хлопикова и ни сном ни духом не ведает о каких-либо заговорах, связанных с похищением рубинов. Агенты известили его, что он будет вызван в бостонское отделение ФБР для дачи показаний по этому делу. Однако через три дня в офис бюро пришло письмо от адвоката, в котором утверждалось, что Пюхапэева подставили и похищение рубинов организовала русская мафия, использовавшая профессора для прикрытия. Далее адвокат писал, что его клиент — иммигрант, плохо ориентирующийся в американской действительности и не имеющий здесь ни друзей, ни родственников, каковые обстоятельства превращают его в прямо-таки идеальный объект для манипуляций со стороны опытных преступников…

— Этот адвокат… — перебил я, — случайно, не Вернум Сикль?

— Да, он самый. Вернум Сикль, — ответил Гомес. — Если вам интересно мое мнение, коли Сикль берется кого-то защищать, значит, его клиент человек состоятельный и виновен. Короче говоря, Сикль пригрозил сотрудникам бюро огромными исками за клевету, если какая-либо информация, порочащая Пюхапэева, будет обнародована. Теперь, после того как я вам все это рассказал, повестка в суд может прийти и мне. Между прочим, агенты просмотрели записи телефонных разговоров Пюхапэева, а также обыскали его квартиру и кабинет — Сикль им это позволил, — но ничего компрометирующего не нашли, и единственное, что у них было, — это показания Хлопикова. А коли нет прямых улик — нет дела. Конец истории.

— Я бы хотел поговорить с этим похитителем рубинов, — сказал Джо.

— Да ну? Вот уж не думал, что у тебя появилась склонность к спиритизму.

— Он что — умер?

— Парнишке перерезали горло в тюрьме через два дня после вынесения приговора. Убийца или убийцы не установлены.

Джо вздохнул и почесал себе темя.

— Итак, что мы имеем? А имеем мы старика без видимых средств к существованию, без родственников и друзей, за исключением учительницы музыки, на которую положил глаз сидящий здесь Полли. И этот старик каким-то образом связан с русскими похитителями драгоценностей, которые, вероятно, имеют отношение к мафии.

— Почему к мафии? — спросил я.

— Готов заложить десять долларов против пончика, что покойный Хлопиков работал на русскую мафию, имевшую отделение в Бостоне.

— Позвольте задать вам вопрос, — вмешался я. — Попытка кражи рубинов имела место в январе девяносто пятого года. Примерно в это же время Пюхапэева в первый раз арестовали за стрельбу из окна его кабинета. Как вы думаете — это совпадение?

— В криминальном расследовании, сынок, возможность совпадения в расчет не принимается, — сказал Гомес. — Если, конечно, вы не адвокат защиты.

— Этот профессор ходил куда-нибудь, кроме работы? — спросил Джо.

— Только в бар в городишке Клоугхем, — ответил я.

— Тот Клоугхем, что между нашим городом и Хартфордом?

— Совершенно верно. Бар называется «Одинокий волк».

— «Одинокий волк», говорите? Вы там были?

— Был. Небольшое, весьма задрипанное провинциальное заведение. Ничем не примечательное. И я очень не понравился его владельцу.

— Что вы имеете в виду?

Я рассказал об Албанце Эдди и о том, как тепло он со мной распрощался.

— Значит, Албанец Эдди? Как думаешь, Сэлли, стоит к нему наведаться?

— Предлагаешь съездить в Коннектикут? Ты, должно быть, шутишь? На те места наша юрисдикция не распространяется, а ты и без того в опале, которая продлится еще довольно долго, — сказал Гомес.

— Мы расследуем возможное убийство профессора Уикенденского университета. Кроме того, мы никого не будем там арестовывать. Я просто хочу взглянуть на этот бар и заодно немного проветриться — оторвать наконец свою многострадальную задницу от стула. Не беспокойся: никто здесь меня не хватится, даже если я немного опоздаю на свою вахту за столом.

— Ты сейчас не вправе проводить какие-либо расследования, парень. А если и соберешься что-то сделать на свой страх и риск, то я не должен помогать тебе в этом.

— Короче, ты едешь?

— Только для того, Здоровяк, чтобы ты не попал снова в какую-нибудь переделку.

Предмет 9а. Пакет из пергамина, в котором находятся десять высушенных лепестков тюльпана — все разного цвета.

Предмет 9b . «Хвост павлина» — брошь, которую Валвукас, один из латвийских полководцев раннего Средневековья, велел изготовить для своей жены. Позднее она подарила эту брошь своему любовнику, которого никогда не называла по имени, но однажды охарактеризовала в своем дневнике как «темнокожего человека, загадочного и не от мира сего». В брошь были вставлены десять кусочков балтийского янтаря от трех до шести сантиметров в длину. Все они были разного цвета (крови, остывающей лавы, раннего августовского вечера, осенней Карелии, губ мертвеца, январского полудня, вина — короче, всех цветов, созданных Господом), содержали внутри мушиное крылышко, имели форму слезы и располагались по окружности на изготовленной из серебра основе.

Алхимия дополняет и стимулирует природу. Садоводство и — шире — сельское хозяйство в определенном смысле следуют этой модели, поэтому нет ничего удивительного в том, что некоторые алхимики возделывали сады или писали бестиарии, [1] Бестиарии — средневековый нравоучительный трактат — перечень иносказательных употреблений названий животных (в том числе геральдических и мифических). многие были травниками или разводили животных, хотя в целом страсть к алхимии доминировала над любопытством к флоре и фауне. Однако павлинье перо (считавшееся в силу традиции более богатым по своей цветовой гамме, нежели в реальности) или многоцветный букет всегда были для них желанными дарами. Они рассматривались как метафора по отношению к той переходной стадии алхимического процесса, когда оригинальная субстанция разлагалась и освобождалась от прежних составляющих, прежде чем оформиться в новое вещество. На этой стадии оно принимало разнообразные цвета и формы, зависевшие как от его природы, так и от умения, опыта и способности алхимика показать свой товар лицом.