Джон Гоуди - Пелхэм, час двадцать три

Когда спрос на наемников упал, какое-то время он провел в Танжере. Там представилась возможность заняться контрабандой (вывоз гашиша, ввоз сигарет), но ему это не понравилось. В то время он проводил четкую грань между войной за деньги и уголовщиной. Там он повстречал иорданца, который обещал устроить на службу к королю Хуссейну, но ничего из этого не вышло. В конце концов Райдер вернулся в Штаты, где обнаружил, что его тетка с адвокатом освятили свою связь законным браком. Пришлось собирать скудные пожитки и отправляться на Манхеттен.

Несколько недель спустя он начал торговать ценными бумагами и оказался втянутым в дела с некоей дамой. Та делала вид, что намерена купить у него акции, а на самом деле лишь стремилась затащить его в постель. Партнершей она была жадной, даже хищной, а он, хотя и научился кое-каким штучкам, половым гигантом не был. Женщина делала вид, что влюблена в него, возможно, так оно и было, но он не испытывал особого удовольствия от проникновения в различные её отверстия. В тот же день, когда его уволили с работы, он перестал встречаться с дамой. Ни то, ни другое его особенно не взволновало.

Райдер не мог бы объяснить, почему подружился с Лонгменом. Разве что дружба была ему предложена, и не стоило тратить сил, чтобы от неё отказаться. Он не смог бы объяснить даже самому себе, почему, отказавшись от уголовщины в Танжере, охотно пошел на неё на Манхеттене. Может быть, виною тому стали возникшие проблемы. Может быть, его заела скука, чего в Танжере не было. Почти наверняка это случилось потому, что надоело зарабатывать на жизнь гнусными способами. И ещё наверняка из-за того, что ему нравился риск. Но, в конце концов, мотив особой роли не играл, важно было только само действие.

Начальник лейтенанта Прескота капитан Дургин позвонил в центр управления, чтобы сообщить новость насчет Доловича. Прескот перегнулся через плечо Коррела и взял телефонную трубку. Коррел прикрыл глаза рукой и со стоном откинулся в кресле.

— Я собираюсь перебраться на ту сторону реки к Двадцать Восьмой улице, — сказал капитан. — Не думаю, что нам оставят слишком большое поле действий. Я имею в виду полицию. Настоящую полицию. Они все взяли в свои руки.

Коррел неожиданно выпрямился и патетически воздел руки к небесам, словно призывая их на помощь.

— Все строго по инстанциям, — поправил капитан. — Мы получаем команды от шефа Костелло и председателя. Они подчиняются комиссару, тот слушает мэра… И что тут поделаешь…

Коррел, обращаясь к потолку, хрипло и взволнованно сыпал проклятьями на головы убийц Казимира Доловича, обращался с мольбой к Господу, чтобы тот отомстил, и сам поклялся отомстить, причем проделывал все это одновременно.

— Это начальник дистанции, — пояснил Прескот. — Полагаю, Долович был его приятелем.

— Скажи ему, чтобы заткнулся. Я ничего не слышу.

Из дальних закутков центра управления люди потянулись к Коррелу, который как будто успокоился, потом скорчился в кресле и разрыдался.

— Оставайся там, Клайв, — велел капитан. — Поддерживай связь с поездом, пока мы не придумаем ещё какой-то способ связи. Они что-нибудь говорят?

— Последние несколько минут молчат.

— Скажи им, что мы пытаемся связаться с мэром. Скажи, что нам нужно время. Господи, что за город! У тебя есть ещё вопросы?

— Да, — сказал Прескот. — Мне хотелось бы самому принять участие в операции.

— Это не обсуждается. Оставайся там, где ты есть, — капитан повесил трубку.

Постепенно прибывал народ из других отделов центра управления начальники дистанций и диспетчеры других отделений. Перекатывая сигары из угла в угол рта, они окружили пульт управления и с интересом смотрели на Коррела. Коррел, чьи настроения, как успел понять Прескот, проявлялись очень бурно, но быстро менялись, перестал плакать и принялся в ярости колотить кулаком по столу.

— Джентльмены, — вмешался Прескот. — Джентльмены. — Дюжина физиономий повернулась в его сторону, теперь сигары уставились на него. — Джентльмены, за этим пультом теперь будет работать полиция, так что попрошу освободить место.

— Каз умер, — трагическим голосом произнес Коррел. — Погиб в расцвете сил.

— Джентльмены… — повторил Прескот.

— Толстяк Каз ушел от нас, — не унимался Коррел.

Прескот строго посмотрел на группу людей у пульта управления. Ему ответили пустые взгляды, сигары продолжали перекатываться из угла в угол, но потом со все такими же непроницаемыми лицами люди начали расходиться.

— Френк, попробуйте связаться с поездом, — попросил Прескот.

Настроение Коррела снова изменилось. Его жилистое тело напряглось, и он закричал:

— Я отказываюсь пачкать руки и вступать в разговоры с этими черными подонками.

— Как вы смогли по радио узнать, какого цвета у них кожа?

— Цвета? Я имел в виду, что у них черные сердца, — поправился Коррел.

— Очень хорошо, — кивнул Прескот. — А теперь освободите место, чтобы я мог работать.

Коррел вскочил.

— И вы рассчитываете, что я смогу руководить движением, если вы займете мой пульт?

— Воспользуйтесь пультами диспетчеров, Френк. Я понимаю, это неудобно, но ничего не поделаешь, — Прескот скользнул в кресло Коррела, подался вперед и включил микрофон. — Центр управления вызывает Пелхэм Час Двадцать Три. Центр управления вызывает Пелхэм Час Двадцать Три.

Коррел хлопнул себя по лбу.

— Никогда не думал, что доживу до такого дня, когда увижу, что разговор с убийцами важнее управления железной дорогой, от которой зависит жизнь города. Господи, где же справедливость на этом свете!

— Ответьте, Пелхэм Час Двадцать Три, ответьте… — Прескот выключил микрофон. — Речь идет о жизни шестнадцати пассажиров. Вот что важнее всего, Френк.

— Плевать я хотел на пассажиров! Какого черта они хотят за свои паршивые тридцать пять центов — жить вечно?

Он неплохо играет роль, — подумал Прескот, — но все-таки не совсем. Он настоящий фанатик своего дела, но как все фанатики мыслит слишком узко. За спиной Коррела он видел диспетчеров отделения А, отчаянно пытавшихся справиться с морем звонков от растерянных машинистов: поезда встали по всей линии, и они даже не делали вид, что регистрируют звонки в журнале.

— Если бы командовал я, — заявил Коррел, — то немедленно отправил бы на штурм полицейских с винтовками и слезоточивым газом…

— Слава Богу, что вы не командуете, — осадил его Прескот. — Почему бы вам не заняться возникшей пробкой и не предоставить полиции заниматься своей работой?

— Это совсем другое дело. Мне нужны распоряжения вышестоящего начальства. Они сейчас консультируются. Хотя какого черта тут консультироваться? Нужно развести поезда к северу и югу от запертого участка. Но по-прежнему останется разрыв в милю длиной, где выведены из строя все четыре пути, причем в самом центре города. Если бы вы мне разрешили дать питание на два пути, даже на один…