Дик Фрэнсис - Скачка тринадцати

Мельбурн Смит вложил столько денег в развитие британского коневодства, что не обращать внимания на его жалобы было невозможно. Хотя, разумеется, строго говоря, это дело полиции, а вовсе не аукционеров, и уж тем более не Жокейского клуба. Мельбурн Смит, пятидесяти лет, пробивной, делец до мозга костей, был не менее возмущен тем, что кто-то посмел увести лошадь у него, чем самим фактом кражи.

— Просто взяли и увели! — оскорбленно повторял он, наверное, раз в пятидесятый. — А вы, похоже, не слишком-то торопитесь его разыскивать!

Директор вздохнул. Мельбурн Смит ему ужасно не нравился, но у директора хватало ума скрывать свою неприязнь под добродушной улыбкой. За его усами и твидовым костюмом скрывался тонкий и предприимчивый ум. Вот и сейчас директор мучительно соображал, что можно сделать, чтобы найти жеребенка, кроме как молиться о чуде.

Для начала, похитителя давно и след простыл. Мельбурн Смит обнаружил пропажу более чем через месяц после аукциона. Он, как обычно, приобрел с десяток длинноногих жеребят, которые будущим летом должны были выступать в скачках двухлеток. Как обычно, договорился со знакомым тренером, что жеребят переправят к нему, приучат к узде и седлу, объездят и научат не бояться стартовых кабинок. И, как обычно, через некоторое время заехал к тренеру посмотреть, как поживают его новые приобретения.

Поначалу будущий призовой жеребчик просто озадачил его. Потом в Мельбурне Смите пробудились подозрения. И наконец он все понял и разъярился. Он выложил целое состояние за годовичка самых что ни на есть голубых кровей, а вместо этого получил долговязого заморыша со слабой шеей. Общим у его приобретения и этого подменыша была только масть — темно-рыжая — да большая белая звездочка на лбу.

— Это позор! — твердил Мельбурн Смит. — На следующий год я поеду со своими деньгами во Францию!

Директор подумал о том, что скаковых лошадей воруют чрезвычайно редко и что безопасность на торгах обеспечивается скорее за счет документов, чем за счет запоров и засовов. И обычно документов оказывается достаточно.

Каждый чистокровный жеребенок вскоре после рождения проходит регистрацию. И в сертификате указывается не только родословная и дата рождения, но и масть, особые приметы и количество и расположение завитков шерсти на шкуре. Отметины и завитки тщательно зарисовываются.

Позднее, когда жеребенок подрастает и приходит время выставлять его на скачки, местный ветеринар заполняет вторую карту особых примет и отсылает ее в регистрационное бюро. Если сертификат жеребенка совпадает с позднейшим, все в порядке. Если нет, лошадь на скачки не допускается.

Сертификат жеребенка, купленного Мельбурном Смитом, совершенно не совпадал с сертификатом подменыша. Масть та же, белая звездочка в наличии, а расположение завитков совсем другое.

Директор поручил своему помощнику титанический труд — проверить двадцать тысяч сертификатов жеребят, зарегистрированных в этом году. Но с сертификатом подменыша не совпал ни один. Директор думал, что подменыш — он его видел — скорее всего какой-нибудь гунтер-полукровка, которых не заносят в племенную книгу и который вообще нигде не зарегистрирован.

— Проверка на воротах — это же просто смех один! — ворчал Мельбурн Смит.

Директор признался себе, что люди на воротах, которые ведут на территорию аукциона; стоят там только затем, чтобы проверять, есть ли при лошади выходной талон, выданный аукционерами, и совпадает ли номер, наклеенный на круп лошади, с номером на талоне. А не затем, чтобы проверять, не переменил ли кто тайком номера на лошадях. Так что охранники вовсе не виноваты, что жеребчик под номером 189, вышедший с талоном номер 189, оказался долговязым тонкошеим заморышем, а вовсе не драгоценным аристократом Мельбурна Смита. И бесполезно теперь расспрашивать их (хотя директор расспрашивал), под каким номером покинул территорию сам аристократ. Они не могли этого знать — и, разумеется, не знали.

Директору удалось разузнать некоторые обстоятельства подмены. Остальное он домыслил сам.

На аукционе лошадей держат в денниках. Лошадь, которая идет в каталоге под номером один, ставится в денник номер один, и на круп ей наклеивают бумажку с цифрой «один». Номер 189 должен был стоять в деннике номер 189, и на крупе у него должен быть наклеен номер 189. По конюшне ходят покупатели, которые осматривают лошадей и прикидывают, стоит ли торговаться. Если лошадь продана, бывшие владельцы возвращают ее в денник и оставляют там. Оттуда ее и забирает новый владелец. Так что покупатель и продавец могут даже не встречаться лицом к лицу.

Конюх, выводивший на арену номер 189, вернул лошадь в ее денник и оставил там. Конюх Мельбурна Смита забрал лошадь из денника и отправил к тренеру. И это был подменыш.

Подменить лошадь было проще простого — лошадей все время выводят из денников и ставят обратно, никто бы и не заметил.

Директор предположил, что воры выставили своего подменыша на торги и назначили несуразно высокую минимальную цену, так что никто его не купил. Видимо, подменыш был одним из непроданных лотов с 1 по 188-й. Но, разумеется, аукционеры не могли вспомнить эту лошадь через столько времени. На аукцион каждый день выставляют сотни лошадей. И аукционеры не спрашивают, откуда взялась та или иная лошадь и куда она делась потом. Конечно, они составляют списки непроданных лошадей, но предполагается, что владельцы забирают их обратно.

— А эта ваша шумиха в прессе! — фыркнул Мельбурн Смит. — Сплошное сотрясение воздуха, и никакого проку!

Директор устало отвернулся от окна и взглянул на развернутую газету, лежащую на столе. Эта неделя была небогата интересными событиями, и редакторы охотно согласились напечатать репортаж, который директор им подсунул. Ни одни читатель не мог пропустить аршинных заголовков «ГДЕ ОН?» и фотографии пропавшего сокровища. Желтая пресса раздула сенсацию и ударилась в морализаторство. «Серьезные» газеты опубликовали сертификат жеребенка. По телевидению передали и то, и другое. Но двухдневная шумиха действительно кончилась ничем. Телефон, по которому просили «звонить в любое время», пока молчал.

— Если вы его не вернете, — гневно заявил Мельбурн Смит на прощание, — я отправлю всех своих лошадей во Францию!

Директор подумал о жене и детях, которые сейчас готовятся к празднику и будут так рады, когда он вернется. «Нет, — решительно подумал он, — в ближайшие два дня я не стану вспоминать об этом чертовом жеребчике!» Все равно остается только молиться о чуде.

— Что мне нужно, — сказал он вслух своему опустевшему и притихшему кабинету, — так это белая звездочка. Большая белая звездочка, которая вспыхнет в небе над конюшней и подаст знак: «Я тут. Приходи и забери меня».